Ставок больше нет - Жан-Поль Сартр

Спальня Евы

Комната, в которую из-за прикрытых ставень проникает лишь полоса света.

Луч выхватывает из полутьмы женскую руку, пальцы, судорожно царапающие меховое покрывало, заставляет сверкать золотое обручальное кольцо, скользит по лицу Евы Шарлье… Ее глаза закрыты, ноздри сжаты, она стонет, мечется и явно страдает.

Открывается дверь, на пороге застывает мужчина. Элегантно одетому жгучему брюнету с прекрасными темными глазами и усиками, подстриженными на американский манер, лет тридцать пять. Это Андре Шарлье.

Он пристально вглядывается в жену, но взор излучает лишь холодное равнодушие, лишенное даже капли участия.

Он переступает порог, бесшумно прикрывает за собой дверь, осторожно приближается к Еве.

Она ничего не слышит, лежит на постели в ночной рубашке, поверх которой надето элегантное домашнее платье. Ноги укрыты меховым покрывалом.

Некоторое время Андре Шарлье рассматривает страдальческое лицо жены, затем наклоняется и тихо зовет:

– Ева… Ева…

Ее глаза не открываются. На лице гримаса боли. Она забылась сном.

Андре выпрямляется, смотрит на стакан с водой, стоящий на прикроватном столике, достает из кармана флакончик с дозатором, подносит к стакану и медленно отмеривает несколько капель.

В это мгновение Ева дергает головой, он прячет флакон в карман и впивается в спящую жену острым взглядом.

Гостиная квартиры Шарлье

В соседней гостиной у широко открытого окна стоит молодая девушка и смотрит на улицу. По проспекту грохочут сапогами марширующие солдаты.

Андре Шарлье входит в гостиную и закрывает дверь в спальню. На его лице появляется заботливое выражение.

Девушка оборачивается на звук закрывшейся двери.

Она хороша собой и юна, ей лет семнадцать, ее личико, серьезное и напряженное, не утратило детской округлости.

За окном хрипло грянула походная песня, звучащая размеренно, в такт чеканному шагу.

Девушка резко закрывает окно; видно, что она с трудом справляется с волнением.

– Так и маршируют с самого утра! – обернувшись, раздраженно бросает она.

Словно не замечая ее, Андре делает несколько шагов по гостиной и с озабоченным видом останавливается возле дивана. Девушка подходит к нему, тревожно всматриваясь в его лицо. Он бросает на нее взгляд и с полной безнадежностью отвечает:

– Спит…

– Думаете, есть надежда, что она выздоровеет?

Андре молчит.

Девушка капризно упирается коленом в диван и дергает Андре за рукав. Еще немного и она заплачет. И вдруг ее прорывает:

– Не смейте обращаться со мной как с девчонкой! Отвечайте!

Андре смотрит на свояченицу, тихонько гладит ее по волосам и со всей нежностью и сдерживаемой болью, на которые способен, шепчет:

– Вам понадобится все ваше мужество, Люсетта.

Девушка разражается слезами и утыкается головой в спинку дивана. Ее отчаяние искренне, глубоко, но по-детски эгоистично; она не более, чем избалованное дитя…

– Люсетта… – шепчет Андре.

– Оставьте меня… – трясет она головой, – оставьте… Я не желаю быть мужественной, это слишком несправедливо, в конце концов! Что станется со мной без нее?..

– Люсетта! Успокойтесь… прошу вас… – не переставая гладить ее по волосам и плечу, повторяет он. Она отстраняется, зажав голову руками и, уперевшись локтями в колени, стонет:

– Сил моих больше нет!

Андре огибает диван. Поскольку за ним никто не наблюдает, к нему вновь возвращается жесткий взгляд; он внимательно следит за поведением девушки.

– Надеешься-надеешься, и вдруг на тебе, больше надеяться не на что! С ума можно сойти… Да известно ли вам, что она для меня значит? – С этими словами Люсетта резко поворачивает голову, и лицо Андре вмиг обретает участливое выражение. – Она мне гораздо больше, чем сестра, Андре… – продолжает девушка сквозь слезы. – Это еще и мать, и лучшая подруга… вам не понять, никому меня не понять!

– Люсетта! – усаживаясь рядом с ней, шепчет Андре с нежным укором. – Это моя жена…

Она в смятении смотрит на Андре и протягивает ему руку.

– И впрямь, Андре, простите меня… Но знаете, без нее мне будет так одиноко на свете…

– А как же я, Люсетта? – Андре притягивает девушку к себе. Она доверчиво приникает к его плечу. – Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя одинокой, пока я с вами, – лицемерно говорит он. – Мы никогда не расстанемся. Я уверен, что такова воля Евы. Мы будем жить вместе, Люсетта.

Девушка успокоенно закрывает глаза и по-детски всхлипывает.

Улица заговорщиков

Взвод жандармов, подчиняющийся Правителю, сворачивает на людную улицу. Плоские кепи с коротким козырьком, обтянутые темными рубашками торсы, портупеи из блестящей кожи, автоматы на ремнях – они грохочут сапогами по мостовой. Внезапно над строем взлетает походный марш. Прохожие оглядываются, расступаются, иные возвращаются в свои дома.

Женщина с коляской медленно разворачивается посреди разбегающихся в разные стороны горожан и спокойно удаляется.

Два вооруженных автоматами командира в касках идут впереди взвода… Улица пустеет, не сразу, но как-то подчеркнуто враждебно по отношению к военным. Небольшая толпа у дверей бакалейной лавки расходится, словно повинуясь молчаливому приказу. Люди заворачивают во дворы, скрываются в подъездах.

Хозяйки, обступавшие повозки зеленщиц, как по команде исчезают, а какой-то мальчуган, засунув руки в карманы, нарочито медленно пересекает улицу прямо под носом командиров…

Прислонившись к дверному косяку невзрачного дома, два молодых и крепких парня насмешливыми взглядами провожают военных.

Оба держат правую руку в кармане куртки.

Конспиративная квартира

Прокуренная, бедно обставленная комната.

Четверо мужчин, встав по обе стороны от окна, так, чтобы их не заметили с улицы, наблюдают за происходящим.

Ланглуа – высокий, костлявый, с бритым подбородком; Диксон – тощий и нервный, с бородкой; Пулен – седовласый, в очках в железной оправе; Ренодель, могучий, краснорожий, улыбающийся.

Они покидают свой пост у окна и собираются посередине комнаты у круглого, уставленного стаканами стола, за которым сидит, спокойно покуривая, Пьер Дюмен.

Худая физиономия Диксона выражает беспокойство.