Без права голоса - Евгения Романчук

Вы даже представить себе не можете, сколько всего я насмотрелся на этом корабле. Какие женщины меня окружали! В каких платьях она ходили! Какие вина они распивали! Я любил их всех и сразу только за одни чаевые, которые каждая из них способна была оставить за свое получасовое появление в джазовом баре на третьей палубе. Их мужья и любовники всегда, как мне казалось, вели себя чуточку скромнее, заказывая самый качественный алкоголь. При этом они благодарили обслуживающий персонал менее щедро, нежели женская половина элитного общества, по-видимому, для того, чтобы наиграно подчеркнуть фальшивое умение ценить деньги, заработанные, наверняка, самым «честным» трудом. Лица всех этих нефтяных магнатов, бизнесменов, шейхов и культурных деятелей со временем начали терять какие-либо признаки отличия в моем восприятии. Поведение каждого такого богача, мельчайшая молекула тела которого до тошноты была пропитана брендовым парфюмом, для меня виделось шаблонным. Более того порой создавалось такое впечатление, что у них у всех был один и тот же гардероб, приобретенный в баснословно дорогом типичном бутике, один и тот же парикмахер, под копирку разделяющий проборы с подкрашенной сединой, один и тот же смысл жизни, подталкивающий их тратить в три раза больше, чем они могут потребить, а главное — стандартные кожаные портмоне одинаковой толщины, те, что они каждый раз жадно стискивали в руках, готовясь оплатить по счету. Так физиономия одного превращалась в группу, группа в толпу, а толпа — в безликую пресную массу высокомерия. Боже, сколько денег было ими выброшено на мишуру и презренный пафос!

Тогда переживая молодой, но довольно перспективный возраст, любую сумму, что превышала рубеж в сто шиллингов, я готов был считать целым состоянием. Честно признаться, по истечению тридцати с лишним лет изменилось немногое: единственное — валюта теперь именуется по-другому, но вот мой личный уровень жизни по-прежнему остается бедственно низким. И если сейчас я полностью готов к любым претензиям на этот счет, то в ту пору грех было меня винить. Ведь все что осталось у меня от родителей были лишь смешная фамилия, ржавый велосипед и среднее образование, два последних класса которого я так и не окончил, убежденно полагая, что сидение за партой лишь убивало мое и без того короткое время. Поэтому я быстро разглядел перспективы банальной спекуляции, механизмы которой были вполне доходчивы для пятнадцатилетнего мальчишки. На протяжении длительного времени я постоянно что-то выискивал, торговал, перевозил, сбывал и снова приобретал.

Вообще, до армии я чем только не занимался. Больше всего мне запомнилось время, проведенное на стройке. Есть своя романтика в тягостях физического труда. К тому же, рабочий класс — это особая категория, у которой матерный язык и по сей день остается основным способом коммуникаций. В таком коллективе не обсуждают работы Рихтера и не дискутируют на сомнительные темы «вечного бытия». Там каждая мысль отличается лаконичностью, четкостью и простотой, а что еще, в принципе, несовершеннолетнему недоучке нужно?

После нескольких лет поиска себя, я лоб в лоб столкнулся с армией, этой мудрой матушкой, которая очень быстро развеяла все иллюзии о справедливости. Не могу сказать, что раньше я питал большие надежды, все-таки мое происхождение никогда не позволяло разгуляться фантазии, но, тем не менее, кое-какие мечты продолжали теплиться на подсознательном уровне. Однако уже после первого дежурства я окончательно убедился, что всегда прав тот, что выше, причем и в буквальном, и в фигуральном смысле слова в зависимости от ситуации. Помню, как, возвращаясь на электричке в родной город, в наглаженной форме с аксельбантом я жалел лишь об одном — что меня не видела мама. Она точно с гордостью прослезилась бы, обнимая единственного сына, до этого момента не радовавшего ее особыми успехами. После этого жизнь пошла по стандарту. Я устроился на постоянную работу, на мебельную фабрику, встретил красивую девушку, в порыве пылкой влюбленности женился. Впрочем, я слегка отвлекся от темы…

Заканчивался злополучный для меня високосный год, который, по всей вероятности, не зря называют сложным. В тот период постепенно нарастающего непотизма мне по счастливой случайности выпал шанс устроиться в команду обслуживающего персонала круизного лайнера, который курсировал в водах Атлантического океана. Когда оставшийся из тех немногих, кто выдержал испытание времени, мой друг детства и он же бывший школьный товарищ обратился ко мне с предложением, я, не раздумывая, согласился, толком ничего и не узнав об открытой вакансии и ее должностных обязанностях. Честно признаться, мне тогда было все равно, я готов был бежать куда угодно, лишь бы подальше от земли, что то и дело напоминала мне о недавнем бракоразводном процессе. Судя по всему, моя судьба наконец-то заметила, что пришло время меня спасать. Думаю, последней каплей стала моя жалкая попытка организовать собственные мысли и начать вести что-то вроде личного дневника, хотя мне всегда казалось, что это занятие больше по душе представителям женского пола. Но, по правде, тогда меня мало смущали статусы гендерного распределения. Однако затея моя оказалась уж слишком мелкомасштабной и выглядела она приблизительно так: на обратной стороне составной части картонной коробки из-под конфет с небрежно оторванными боковинами, наверняка, с грамматическими ошибками плохо наточенным карандашом было нацарапано следующее:

День 1. Бодрое расположение духа. Жизнь полна новых возможностей.

День 2. Все будет хорошо. Я верю в это.

День 3. Как-то грустно. Должно быть погода влияет.

День 4. Настроение веселое. Мораль ниже плинтуса.

День 5. Нет денег на сигареты. Я сильный. И не такое переживали.

День 6. Надо бросать курить.

День 7. Хочется праздника.

День 8. Стало как-то хуже. Регрессирую.

День 9. Тяжело…

День 10. Похмелье.

День 11. Катись все к черту!

Последний день, упомянутый мной, был вообще бессловесный. Пометка о нем содержала лишь какой-то непонятный эскиз, доказывающий, что рисование — это очередной талант, который уж никак нельзя было отнести к разряду «моих». Одним словом, мне срочно нужен был кислород, роль которого так удачно сыграла моя внезапная причастность к работе на судне.

Меня взяли на стартовую позицию уборщика, который на воде красиво именуется Utility Cleaner. Фактически на мне была вся грязная работа — от выноса белья до мытья туалетов. Но я даже не думал жаловаться. Ведь физический труд отвлекал меня от посторонних мыслей. И хоть работая по двенадцать часов в день, я жутко уставал, морально я отдыхал.

За мое шестимесячное пребывание на судне у меня сменилось трое соседей по каюте. Сначала меня встретил украинец Артем, третий рейс подряд работающий крупье в казино. Опытный сотрудник, который охотно просвещал меня в организационных и бытовых аспектах жизни на судне. Однако, через три недели после моего появления, у Артема закончился контракт, что не могло не огорчать. Мне не хотелось терять такого ценного информатора, с которым к тому же я неплохо ладил. А вот с его последователем ситуация сложилась крайне противоположно неблагоприятной. Марван мне не понравился с первой же секунды, впрочем, наверное, как и я ему, судя по бесконечно язвительным комментариям в мой адрес. К счастью для меня, этот иорданец сам по неизвестной мне причине сошел на сушу в испанском порту и не вернулся. Ко мне подселили турка по имени Хасан, низкорослого парня с глазами хитрого лиса. Но его я видел ровно четыре дня, так как после устроенного барбекю в честь Хэллоуина он вышел на рабочее место в нетрезвом состоянии, как мне позже сообщили, был застукан с поличным и тут же без разбирательств уволен. И, наконец, моим последним соседом стал белорус, имя которого я уже не помню. Это был чрезвычайно тихий парень лет тридцати пяти, занимающий должность официанта. Из-за несовпадений дневных и ночных смен в наших графиках мы практически с ним не виделись, что в равной степени не огорчало нас обоих.