Разработка - Евгений Вышенков

Обычно предисловие к книге писать значительно легче, чем саму книгу - оно и понятно, и объем поменьше, и задача - попроще…

Но в данном конкретном случае, честно скажу, я изрядно помучился именно с написанием предисловия. Нет, книга тоже давалась нелегко - и не мне одному, кстати, потому что роман «Свой-чужой», как и «Тульский - Токарев», мы делали вдвоем с моим другом еще с университетских времен Евгением Вышенковым.

Сразу хочу оговориться: «Свой-чужой» - это не продолжение «Тульского - Токарева». «Свой-чужой», скорее, продолжение разговора на тему, поднятую в «Тульском - Токареве», но продолжить этот разговор мы решили в несколько ином ракурсе. Возникает вопрос - если разговор, то с кем, собственно? На этот вопрос ответить, как раз, легче всего - с Вами, Уважаемый Читатель, только с Вами…

С другими вопросами сложнее. Предполагается, например, что в предисловии автор должен кратко объяснить - о чем, собственно говоря, книга? Чтобы получить полный и развернутый ответ на этот вопрос, нужно просто прочитать книгу. Ну, а если не прятаться за спасительную формулу: «Читайте роман, там все написано»? Если не прятаться - тогда, наверное, станут понятными мои сетования на то, что писать предисловие было трудно…

«Свой-чужой» - это не детектив и не боевик. И это не «производственный роман», где рассказывается о технологии внедрения сотрудника МВД в «мафию» и о технологии обратного процесса - внедрения человека «мафии» в МВД.

Мы с Евгением старались написать книгу о жизни, но так, чтобы ее интересно было читать.

Если коротко, то «Тульский - Токарев» - это роман о мужской дружбе и воинской доблести, а «Свой-чужой» - книга о мужской вражде и о столкновении разных «правд жизни». «Свой-чужой», в какой-то мере - роман о том, какой тяжелой и кровавой может быть дорога к раскаянию, к попыткам понять, что мир не делится просто на «белых» и «черных».

Нам с Евгением хотелось рассказать историю о красивых людях, красивых, несмотря на то, что каждый из главных героев - ошибается, ошибается каждый по-своему, но цена ошибки каждого - очень высока.

Наверное, книга в целом получилась грустной, хотя я надеюсь, что некоторые страницы заставят Вас, Уважаемый Читатель, и улыбнуться. Очень не хотелось делать очередную бандитско-милицейскую «штамповку» - и не авторам судить, насколько они смогли справиться с этой задачей…

Любопытна история написания романа «Свой-чужой». К этой работе нас с Евгением в какой-то мере подтолкнула одна очень уважаемая компания, производящая кинофильмы и телесериалы. Эта компания очень хотела в свое время купить права на экранизацию «Тульского - Токарева», но опоздала, договор был заключен с другой фирмой. И тогда мне было сделано необычное предложение, что называется «втемную» - предложение о приобретении прав на следующее, еще ненаписанное произведение… Такое в моей практике случилось впервые. Это обстоятельство нас с Евгением ко многому обязывало. Нам не хотелось подводить людей, поверивших в нас «авансом». Мы понимали, что в данном случае выкладываться нужно, может быть, даже больше, чем в обычном режиме.

И, вообще, несмотря на то, что сама задумка «Своего-чужого» появилась достаточно давно, - неизвестно, сколько бы мы с Евгением «раскачивались», если б не необычные предложения московских кинопроизводителей.

Мы надеемся, что в скором времени, сумеем увидеть экранизацию нашего романа.

А напоследок скажу еще вот что: если какие-то эпизоды в романе «Свой-чужой» покажутся кому-то очень похожими на некие события, случившиеся в реальной жизни, - «делов не знаю», это всего лишь совпадения. И еще: не стоит усматривать в романе даже попыток некоего морализаторства…

Андрей Константинов, 18 ноября 2004 года

…«Гости съезжались на дачу»… В принципе, эту историю можно было бы начать и так - в доброй классической манере, но… Но тогда сразу же, с первых же строк, пришлось бы чуть-чуть погрешить против истины. Дело в том, что гости не съезжались на дачу – их свозили.

Маленькая такая деталь, но, как известно, именно в деталях и прячется дьявол…

Итак, гостей свозили на дачу… Впрочем, это была и не совсем дача. Это было… Черт его знает, что это было такое и какое именно слово лучше всего подходило к загородному… дому… нет, не дому… сооружению, принадлежавшему Александру Сергеевичу – и опять же не Пушкину, а Юнгерову – «человеку и пароходу», известному в Петербурге все же чуть меньше, чем классик русской поэзии. Зато даже Пушкину, обладавшему, как и многие гении, даром предвидения и способностью опережать время, вряд ли бы (пусть и в творческих грезах) привиделась огромная домина господина Юнгерова – четырехэтажная плюс один этаж под землей.

Строение это начали возводить еще в самом начале девяностых, когда вкусы и возможности даже у самых «продвинутых» в Питере были все же «советскими». Потом вкусы и финансовые возможности начали меняться, а домину все строили и строили, меняя проекты на ходу. Грандиозное строительство, напоминавшее чем-то возведение пирамиды серьезным фараоном, не прекращалось даже после того, как хозяин сел в конце девяносто второго года. Сел господин Юнгеров за «вымогательство в составе организованной группы» и получил, между прочим, семь лет – а в те времена нужно было очень постараться, чтобы получить такой срок за «вымогательство». Сия «чисто бандитская» статья в те лихие годы по сложившейся практике оборачивалась для привлеченной по ней «братвы» тремя (ну, в крайнем случае – четырьмя) годами в приговоре. Но семь… Крепко, видать насолил Юнгеров со своей командой кому-то «наверху», поговаривали в бандитском Петербурге…

Освободившийся по УДО Александр Сергеевич влил новые деньги, энергию и идеи в возведение загородного особняка, и примерно за год до описываемого сейчас события «стройка века» в основном завершилась. «В основном» – так как совершенно она закончиться не могла в принципе – Юнгеров не позволил бы, ему все время приходили в голову новые и новые идеи разных переделок, дополнений и т.д., и т.п. Такой уж он неугомонный был человек, вечная стройка отражала состояние его души, и если строить было больше нечего, то Александр Сергеевич с тревогой ощущал признаки надвигавшейся меланхолии.

С учетом всего этого домина вышла, мягко говоря, необычной. Получился этакий поражающий воображение гибрид рыцарского замка, купеческого терема и современного европейского дома… Разумеется, все это великолепие было окружено огромным парком, границы которого очерчивали едва ли не крепостные стены и берег очень красивого карельского озера. В парке, само собой, было полно разных бань, беседок, охотничьих домиков и летних кухонь – даже сам господин Юнгеров назвал бы точное число этих подсобных сооружений лишь после небольшой заминки.

Александр Сергеевич свое загородное имение называл «Аэродромом», что было неудивительно, так как его самого в определенных кругах именовали «Юнкерсом». Господин Юнгеров в последнее время, представляясь разным интересным людям – возможным партнерам и просто состоявшимся личностям с нормальным чувством юмора, – величал себя «бывшим бандитом, а ныне – мирным магнатоолигархом». Если собеседник в ответ на такую саморекомендацию по-человечески улыбался, то он становился Александру Сергеевичу интересен и у знакомства появлялась взаимоинтересная перспектива – либо деловая, либо «отношенческая». С теми же, у кого Юнгеров после своей коронной фразы видел в глазах тень опасения, он старался знакомство не продолжать.