Меч Константина - Наталья Иртенина

Вислозадой твари некуда было деться. Огромными лягушачьими скачками она убегала к горизонту. Думать тварь не умела и на какой-либо хитрый маневр была не способна. Лоре хватило бы пары выстрелов, чтобы покончить с пакостью. Но попасть требовалось в глаз или в нос, уж никак не в провисающий слоновий зад, за которым не видно маленькой головы монстра. Лора, в отличие от твари, думать умела. Точнее, умел мозг, управляющий чернокосой бестией в высоких ботинках и с бластером в руке. Поэтому Лора просто бежала за броненосной гадостью, не пытаясь поджаривать ее тылы, чтобы не расходовать заряд.

Как обычно, ситуация поменялась внезапно. Впереди между горизонтом и тварью возникли монастырские стены. За ними тускнели купола, чернели кресты, кружило воронье. С холма Лоре видны были черные фигурки людей за стеной. Тварь допрыгала почти до ворот монастыря. На одной створке зловеще мерцало изображение черепа. Мозг, управляющий Лорой, искал оптимальное решение задачи, сверяясь с полученной ранее информацией. Священный Череп, хранящийся в монастыре, обладал страшной силой. Подпускать к нему тварь нельзя. Если она завладеет Черепом, точнее Череп завладеет ею, — тогда конец игре. Лора подняла бластер и прицелилась. Мерзкая туша вломилась в запертые ворота и скакала по фигуркам людей к большому храму с пятью куполами. Стрелять в слоновий зад по-прежнему бессмысленно. Нужно уничтожить саркофаг Черепа, похоронить его под обломками ритуального здания, в котором поклонялись Священной Голове. Но у здания наверняка есть защита Не разгадав ее, можно израсходовать весь заряд бластера и ничего не добиться. Пара секунд на раздумье. Лора подняла ствол выше, целясь в верхушку самого большого купола. Логика проста. Воронье подсказкой кружит возле пяти черных крестов. Твари до портала храма остается несколько прыжков. Снять защиту нужно пятью выстрелами и шестым взорвать здание над саркофагом Черепа.

Лора неподвижна. Она ждет приказа. Мозг, который управляет ею, колеблется. Рука игрока на джойстике замерла.

Тварь протиснула толстый зад через портал. Мгновение — и здание рассыпается на осколки. Гигантский дракон медленно разворачивает свою тушу во весь рост и открывает пасть. Лора Крафт исчезает в клубах огня, заполнившего экран. «Вы проиграли, — укоризненно сообщает компьютер. — Начать новую игру?»

Двери вагона беспрерывно хлопали. Торговцы разным хламом и собиратели подаяний шли друг за дружкой, будто кто-то в тамбуре выстраивал их в очередь, отмерял время и выпускал по одному. Хлам по понедельникам раскупался неохотно, торговцы проходили сонные и скучные. Побирушки развлекали народ сочиненными про самих себя байками, иногда горланили песни. Размер дани, которую они собирали, зависел скорее от потешных способностей, чем от жалкого вида, наводящего уныние.

— Дя-аденьки, приголубьте сироту казанскую, подайте рублик на пирожок с капустой…

Не скупитесь на доброе дело, тетенька, вам зачтется на том свете, вот увидите… Граждане пассажиры, дети — это цветы жизни, не забывайте об этом, порадуйте себя заботой о них.

За сиротой казанской через минуту по вагону проковылял одноногий, одетый в пятнистую солдатскую форму. Этот просил молча, только громко стучал костылем. Отсыпали ему щедро, за молодость и веснушки. Вместе с ним в вагон зашел спортивный коротыш с нулевой стрижкой. Сел на скамейку и лениво следил за безногим, двигая челюстями. Когда тот исчез за противоположной дверью, он встал и потопал туда же.

— Видел? — Серега кивнул на коротыша. Второй, его звали Леха, ничего не заметил.

Он вообще был немного малахольный. Может, это оттого, что он первый раз ехал в отряд и нервничал. Хотя не все же, кто первый раз едет в отряд, нервничают. Я вот, например.

— Надсмотрщик, — объяснил ему Серега маневры коротыша. — Следит за рабом, чтоб не отлынивал.

Леха, видимо, только глазами похлопал на это. С рабовладельческой стороной жизни общества он явно был не знаком, даже понаслышке. Несмотря на свои двадцать три, не меньше. Какой-нибудь младший менеджер, из белых воротничков, по физиономии видно. А в жизни смыслит меньше, чем я, несмотря на мои шестнадцать. И зачем Серега его с собой тащит?

По вагону опять брел малолетний побирушка в грязном рванье и зимней шапке.

— Дя-адя, дайте на хлеб. Лю-уди добрые, мамка померла, помоги-ите, сколько можете.

Леха бросил ему в пакет бумажку. Видно, пробрало наконец, до этого он никого не оделял, даже самых жалких.

— Откуда столько беспризорников? — пробормотал он.

— Война же, — тихо бросил Серега. Сказано было жестко и почти равнодушно.

— Какая война? — не понял Леха.

— Да обыкновенная, Леша. Скоро поймешь.

Серега не стал вдаваться в подробности, и правильно сделал. Что тут объяснишь, это надо самому увидеть и понять.

Электричка ехала на черепашьей скорости. До нашей станции еще, наверное, полчаса. Я сидел спиной к ним обоим, слушал, о чем говорят. На всякий случай перевернул кепку задом наперед, надвинул козырек на лицо. О том, что с ними едет «хвост», они не знали. Я был осторожен в метро, потом на вокзале старался не попадаться им на глаза. Серегу я видел один раз два года назад, когда погиб мой отец. Он пришел тогда к нам домой с Вадимом и все время глядел в пол, так что вряд ли помнил меня. Хотя, конечно, мог. Я-то хорошо запомнил его по-детски оттопыренные уши, нос боксера и тонкие, нервные руки музыканта. И фамилию его тоже запомнил, поэтому теперь так легко отыскал.

Вообще все, что было связано с отцом, мне тогда, после его смерти, сильно впечатывалось в память. Особенно после того, как я увидел войну. Целых два года потом упрашивал Вадима взять меня в отряд. Но он как стена — бесперебойно отбивал все мои подачи. В конце концов мне самому пришлось заняться разведдеятельностью. В результате чего я оказался в этой электричке. При мне была спортивная сумка с запасной одеждой, армейскими ботинками, разной нужной ерундой. Еще там лежал диктофон с обоймой запасных батареек и кассет, а также боекомплект на первое время. Адрес, куда ехать, я тщательно проработал по карте, не был только уверен в его стопроцентной точности. Поэтому запасным вариантом у меня числился Серега — я караулил его сегодня с раннего утра. Но как только они сели в электричку, все сомнения у меня отпали — мой маршрут правильный. Вот Вадим-то обрадуется!

До Гребешков поезд добирался почти пустым. На станции стояла одинокая зеленая будка и колченогая скамейка. С будки рваным лоскутом свисал плакат «Единственного пути»: человекообразное жвачное с глобусом под мышкой, очень довольное собой, и подпись «Ты достоин большего». Серега сорвал остатки и втоптал их в мелкую лужу под ногами. Невдалеке виднелись двухэтажные облезлые дома. Не город и не деревня, просто — пункт. Из встречающих только рыжий пес с одним ухом. Когда мы выезжали из Москвы, там вовсю шпарило солнце. Здесь все было сырым, и в воздухе висела вода. То ли морось падала, то ли пар после дождя поднимался. Не знаю, как Лехе, а мне это прибавило настроения. Люблю мокрую погоду — все ходят унылые, а я будто радугу проглотил. Это отец так говорил, когда я маленький был.