Путь через равнину - Джин М. Ауэл

Посвящается Леноре, Майклу, Дастину Джойсу и Венди — с любовью.

Женщина заметила какое-то движение в пыльном мареве и подумала, что это может быть Волк, который совсем недавно бежал впереди них. Нахмурившись, она взволнованно посмотрела на спутника и, вытянувшись, вновь постаралась разглядеть Волка в клубящейся пыли.

— Джондалар! Посмотри! — Она указала вперед. Впереди, слева, в заполненном песком сухом воздухе виднелись нечеткие очертания нескольких шатров.

Чуть ближе они увидели, как Волк подкрадывается к возникшим из пыльного воздуха двуногим существам с копьями, направленными прямо на них.

— Похоже, мы добрались до реки, но не уверен, что мы — единственные, кто пожелал устроить здесь стоянку. — Мужчина натянул поводья, останавливая коня.

Чтобы осадить свою лошадь, женщина лишь слегка напрягла мышцы ног; она сделала это машинально, не думая об управлении животным.

Эйла услышала угрожающее рычание, исходящее откуда-то из глубины гортани, и заметила, что Волк сменил защитную стойку на агрессивную. Он был готов к атаке! Она издала резкий, отчетливый свист, напоминающий птичий, хотя ни одна птица так не свистела. Волк прекратил рычать и бросился к всаднице.

— Волк, рядом! — Одновременно она дала команду рукой. Тот затрусил рядом с золотисто-серой кобылой, и всадники направились к людям, преграждавшим им путь к шатрам.

Бурный порывистый ветер закручивал поземку, что мешало разглядеть копьеносцев. Эйла спешилась и опустилась на колени возле Волка, положив одну руку ему на спину, а другую — на грудь, чтобы успокоить животное и попридержать его при необходимости. Она слышала его глухое урчание и чувствовала, как напряжено его тело. Эйла взглянула на Джондалара. Светло-серая пелена окутывала его плечи, длинные льняные волосы, сливая воедино гнедого коня и всадника. Она и Уинни выглядели так же. Хотя лето еще только вступало в свои права, сильные ветры, дующие с ледника, уже почти высушили степь.

Она почувствовала, как Волк снова напрягся, и тут же увидела, что позади копьеносцев появился человек, одетый как шаман-мамут во время важных церемоний. Он был в маске с рогами зубра и в одежде, украшенной таинственными знаками.

Мамут яростно потряс палкой и закричал: — Уходите, злые духи! Оставьте это место! Эйле показалось, что это женский голос, но она не была уверена, так как он звучал из-под маски, но кричали на языке племени Мамутои. Тряся палкой, мамут шел к ним; Эйла еще крепче прижала Волка. Затем мамут начал петь и танцевать: размахивая палкой, он делал несколько быстрых шагов вперед и тут же быстро отходил назад, как бы пытаясь устрашить их и заставить уйти прочь, но преуспел лишь в том, что напугал лошадей.

Эйла удивилась, что Волк готов был броситься: волки редко угрожали людям. Но, вспоминая его поведение, она подумала, что понимает Волка. Обучаясь охоте, Эйла часто видела волков и наблюдала за ними. И знала, как они привязаны к своей стае. Именно к своей. Потому что они быстро изгоняли чужаков со своей территории; известно, что они убивали других волков, чтобы защитить то, что считали своим.

Для маленького волчонка, которого она подобрала, Львиное стойбище племени Мамутои стало его территорией, а племя — его стаей; все прочие были для него кем-то вроде чужих волков. Еще щенком он рычал на незнакомых людей, которые приходили в стойбище. Сейчас же на новой территории, возможно на территории другой стаи, для него было естественным занять оборонительную позицию при виде враждебно настроенных незнакомцев с копьями в руках. Почему люди этого стойбища вышли с копьями?

Вслушиваясь в пение мамута, Эйла пыталась понять, что оно ей напоминает. Потом до нее дошло, что это было песнопение на древнем священном языке, понятном только Мамутам. Эйла понимала не все. Мамут лишь начал учить ее этому языку, когда им пришлось покинуть Львиную стоянку. Но мало-помалу она начала вникать в это странное пение-крик, и оказалось, что смысл его соответствует начальным словам мамута. Только здесь это выражалось более туманно.

Это был призыв к странному волку и людям-коням уйти прочь отсюда, уйти обратно в мир духов, которому они принадлежали.

На языке племени Зеландонии — чтобы не поняли люди из стойбища — Эйла рассказала Джондалару, о чем пел мамут.

— Они думают, что мы духи? Конечно! — сказал он. — Мне следовало это знать. Они нас боятся. Поэтому и угрожают нам копьями. Эйла, мы можем столкнуться с той же проблемой, кого бы мы ни повстречали на пути. Мы-то привыкли к животным, но для большинства людей лошади — это прежде всего мясо, добыча, а волки — это мех, шкура.

— Мамутои на Летнем Сходе вначале тоже были ошарашены. Им потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, что лошади и волк находятся рядом, — сказала Эйла.

— Когда я пришел в себя там, в твоей пещере в Долине, и увидел, как ты помогаешь Уинни родить Удальца, то подумал, что лев все же прикончил меня и я проснулся уже в мире духов. Может быть, мне стоит тоже сойти на землю, чтобы показать им, что я человек и не составляю с Удальцом единое целое, нечто вроде духа человека-лошади.

Джондалар спешился, но не выпустил из рук повод, прикрепленный им к уздечке. Удалец потряхивал головой и пятился от приближающегося мамута, который продолжал размахивать палкой и громко петь. Уинни стояла позади Эйлы, опустив голову на плечо женщины. Эйла не пользовалась ни поводьями, ни уздечкой. Она управляла лошадью движениями своего тела и ног.

Уловив звуки незнакомого языка, на котором говорили духи, и увидев, как Джондалар слез с лошади, шаман запел еще громче, умоляя духов уйти, обещая им особые ритуалы, пытаясь умиротворить их предложением даров.

— Надо сказать им, кто мы, — предложила Эйла. — Мамут очень обеспокоен.

Джондалар придерживал повод у самой головы Удальца: тот был сильно возбужден и все время пятился от кричащего и размахивающего палкой мамута. Даже Уинни, обычно более хладнокровная, чем ее легковозбудимый отпрыск, готова была отпрянуть.

— Мы не духи! — прокричал Джондалар, выждав момент, когда шаман переводил дыхание. — Я гость, я путник, а она, — он показал на Эйлу, — из племени Мамутои из Дома Мамонта.

Люди вопросительно переглянулись. Мамут перестал плясать и петь, но все еще тряс своим жезлом, внимательно изучая их. Может быть, духи хотели обмануть их, но по крайней мере они могли говорить на понятном всем языке. Наконец мамут произнес:

— Почему мы должны верить вам? Откуда мы знаем, что вы нас не обманываете? Ты говоришь, что она из Дома Мамонта, но где ее знак? У нее на лице нет татуировки.

Тогда заговорила Эйла:

— Он не сказал, что я принадлежу к племени Мамутои по рождению. Он сказал, что я из Дома Мамонта. Прежде чем покинуть Львиное стойбище, я обучалась у старого Мамута.