Девушка и скрипка. Жизнь на расстроенных струнах - Мин Ким

Список композиций

♪#1 «Приветствие любви»

Эдуард Элгар; 1999, Abbey Road, партия фортепиано — Гордон Бэк

♪#2 «Раздумье» из оперы «Таис»

Жюль Массне; 1999, Abbey Road, партия фортепиано — Гордон Бэк

♪#3 Каприз № 16

Никколо Паганини; 1990, Royal College of Music

♪#4 Интродукция и Рондо Каприччиозо, оp. 28

Камиль Сен-Санс; 1997, Abbey Road, партия фортепиано — Гордон Бэк

♪#5 Соната для скрипки соло ре мажор, соч. 115

Сергей Прокофьев; 2001, Abbey Road

♪#6 Испанская симфония ре минор, соч. 21

Эдуар Лало; 2001, Abbey Road, with LSO and Barry Wordsworth

♪#7 Поэма, соч. 25

Эрнест Шоссон; 1997, Abbey Road, партия фортепиано — Гордон Бэк

♪#8 Концерт для скрипки с оркестром ре мажор, соч. 77, часть 2

Иоганнес Брамс; 2009, Henry Wood Hall, with Sir Andrew Davis and the Philharmonia Orchestra

♪#9 Соната для скрипки и фортепиано № 3 ре минор, соч. 108, часть 1

Иоганнес Брамс; 2009, Champs Hill, партия фортепиано — Йен Браун

Мне снится скрипка.

Будто бы я жду посадки в самолет — не то лечу на очередной концерт, не то возвращаюсь с него. Не знаю. Я одна. Возможно, где-то рядом моя мама или давний учитель. Не знаю.

Скрипка при мне, но женщина за стойкой регистрации говорит, что инструмент надо сдать в багаж. Я упираюсь, ведь раньше я никогда ее не сдавала, но таковы правила авиакомпании. Или, может, я неверно заполнила форму? Мне почему-то кажется, что виновата я. Кладу футляр на багажную ленту. Женщина клеит на ручку ярлычок и, нажав на педаль, приводит ленту в движение. Скрипка трогается с места, словно ее кто-то легонько подтолкнул — вот уж это ей точно не понравилось бы, — а затем медленно уплывает от меня и исчезает за резиновой заслонкой. Что дальше? Лента закончится, и моя скрипка упадет и разобьется? Не могу сказать. Но меня не покидает ощущение, что я больше ее не увижу.

И вот я в самолете. Или рядом с ним. То ли мы еще не взлетали, то ли уже приземлились, то ли что-то стряслось и пришлось эвакуироваться. Да, именно. Что-то стряслось и пришлось эвакуироваться. Все спасены, все рады, но я точно знаю — произошло нечто ужасное. Что — неизвестно, но оно произошло. Наконец объявляют: в багажном отсеке был взрыв. Теперь нам придется ждать, пока не узнаем, что сталось с нашим багажом, чьи вещи уцелели, а чьи — нет. И вот мы ждем. Почему никто не говорит, жива ли моя скрипка? Я здесь одна, но в то же время я уже почти не здесь. Меня нет. Я уже не совсем я. Какая страшная мысль. И я приказываю себе перестать бояться. Ведь это просто сон. Нет никакого самолета, никакого багажного отсека, никакого взрыва. Моя скрипка при мне. И мы в безопасности. А я — это я.

Я просыпаюсь. И понимаю, что это не сон.

А начиналось все вот как.

Наша корейская семья жила в Лондоне. Отец работал инженером-механиком на Daewoo еще до того, как эта компания начала производить автомобили. Тогда она не была такой известной, как сейчас. В Англии мы жили четвертый год. Как и моя старшая сестра, английский я учила в школе, а дома мы разговаривали на корейском. Что вполне естественно, поскольку рано или поздно мы должны были вернуться домой, в Корею.

Но пока нам приходилось приспосабливаться к английской жизни. Раз в неделю мы с сестрой ходили в местную музыкальную школу, адрес которой мама нашла в каталоге. И раз в неделю я маялась от безделья, пока сестра занималась на фортепиано. У нее здорово получалось. Я слушала, как она играет и думала: ну когда же придет моя очередь? Родилась я левшой, но писать левой рукой мне не разрешали. Приходилось прятать левую руку за спину и работать правой. В школе никто не делал мне замечаний по этому поводу, но маму беспокоило, что скажут люди, когда мы вернемся в Корею, ведь там быть левшой — к несчастью. И меня переучили. Мы же не собирались задерживаться в Англии. Мы ходили в корейский храм, и — тоже раз в неделю — нас с сестрой водили в корейскую школу, до которой нужно было добираться целых два с половиной часа. Из-за всех этих долгих путешествий у меня часто шла носом кровь, поэтому мама, которой было важно, чтобы я умела читать и писать по-корейски, стала учить меня сама. Ведь Корея оставалась нашим домом.

И вот однажды мама наконец задала мне долгожданный вопрос, который все изменил. Мама спросила:

— Хочешь научиться играть?

Про себя она уже решила, что на пианино я играть не буду. В школе только один учитель давал уроки фортепиано, и в дни, когда занималась сестра, свободных часов у него не было. Если бы я выбрала пианино, маме пришлось бы ездить в музыкальную школу еще и со мной, но в другой день, и вся польза от занятий свелась бы к нулю. Надо было выбрать какой-нибудь другой инструмент. В нужное нам время свободны были только труба и скрипка. Труба меня совершенно не привлекала. Но скрипка… Как упустить такую возможность?

Пришлось ждать целую неделю — когда освободится время и я смогу наконец прикоснуться к скрипке. Это было просто невыносимо. От нетерпения сосало под ложечкой. Нужно было чем-то занять себя. Мы с сестрой часто играли перед сном: иногда изображали официанта и посетителя, иногда — врача и пациента. Тогда я была уверена, что когда-нибудь непременно стану доктором. Мне уже случалось бывать в больнице. Врачи всегда были так добры ко мне и так мило ухаживали за мной. Я думала, что, когда вырасту, тоже буду помогать людям выздороветь. Но теперь я требовала, чтобы мы играли в музыкантов. Поэтому сестра нарисовала на альбомном листе клавиатуру, а я нашла в детской энциклопедии скрипку и вырезала ее силуэт из бумаги. И мы начали «выступать» дуэтом. Закончив, я брала свою бумажную скрипочку в постель и играла на ней под одеялом. Может, со стороны казалось, будто она не весит ни грамма и не издает ни звука, но я чувствовала ее вес и слышала музыку.

Моя лучшая подруга тоже ходила в музыкальную школу. Она предложила мне одолжить у нее скрипку размера 1/4, но та оказалась велика. Тогда мама пошла в ближайший музыкальный магазин и купила маленькую скрипку размера 1/8. Это была грубая фабричная поделка из Китая. Но едва взяв ее в руки, я влюбилась. К тому времени я пробовала играть на разных инструментах. Пыталась самостоятельно освоить пианино, блок-флейту и даже губную гармошку. И, когда наступил тот самый день, я уже умела играть мелодию «Ярче, звездочка, мерцай»[1].