Пруд Белых Лилий - Анника Тор

Раздался заунывный гудок, и из трубы парохода вырвалось облако черного дыма. Отдали швартовы, подняли на борт мостки. Пароход развернулся, отчалил от пристани и поплыл прочь из гавани.

Штеффи стояла на корме и махала рукой. С пристани ей махали в ответ Нелли, тетя Альма, малыши и Вера. Вчера вечером Штеффи попрощалась с дядей Эвертом, провожая его в море. Через пару дней он вернется с уловом, но ее уже не будет на острове.

Люди на пристани казались все меньше и меньше. Вскоре Штеффи уже с трудом различала их. Напоследок она увидела, как сверкнули на солнце медно-рыжие волосы Веры.

— Проходи и садись, — сказала тетя Марта. — Угольный дым запачкает одежду.

Она стряхнула несуществующую пыль с рукава светлого плаща и первой вошла в пассажирский салон. Ее соломенная шляпка плотно сидела на затылке, волосы собраны в пучок.

Тетя Марта нарядно оделась, провожая Штеффи в Гётеборг, где той во время учебы предстояло жить в семье доктора на полном пансионе. Один выходной в месяц и каникулы Штеффи будет проводить на острове у тети Марты с дядей Эвертом. Так решено.

Воздух в салоне был неподвижен. Стояла духота. Штеффи обмахивалась старой газетой, забытой кем-то на скамье. Но тетя Марта сидела прямо и неподвижно, пальто застегнуто на все пуговицы, на шее аккуратно завязан платок.

Рядом со Штеффи стояла дорожная сумка. В ней лежало почти все ее имущество: одежда, книги, дневник, фотографии мамы с папой. Лишь видавший виды плюшевый мишка остался в мансарде дома тети Марты и дяди Эверта. Штеффи уже не маленькая, ей исполнилось тринадцать.

В гетеборгской школе она станет называть себя «Стефания». По-взрослому и романтично, не то что ее детское уменьшительное имя. Свен тоже звал ее Стефанией. Скоро они встретятся.

— Меня зовут Стефания, — тихонько пробормотала Штеффи.

— Что ты сказала?

— Ничего.

— Не надо бояться, — сказала тетя Марта. — Ты не хуже других, помни об этом. А кое в чем — даже лучше.

Тетя Марта не из тех, кто щедр на похвалы, или, как она говорила, льстит. Слышать от нее такое было очень непривычно.

— Тетя Марта! — сказала Штеффи.

— Да?

— Тетя Марта, вы когда-нибудь жалели, что взяли меня?

Тетя Марта удивилась:

— Жалела? Это был правильный поступок. О таком не жалеют.

— Но разве вам не хотелось, чтобы вам достался другой ребенок, лучше, чем я?

Тут произошло кое-что еще более неожиданное. Тетя Марта рассмеялась:

— Странные у тебя мысли, девочка. Я даже никогда не задумывалась об этом. Не спорю, ты наделала много глупостей, но ничего такого, чего ни Бог, ни я не смогли бы тебе простить.

"Кто же строже, — подумала Штеффи, — тетя Марта или ее Бог? Думает ли Бог всегда, как тетя Марта, или наоборот?"

Пароход держал курс прямо вперед, меж голых скалистых островков и шхер. Далеко позади все еще виднелся берег.

Год назад Штеффи и ее младшая сестра Нелли совершили плавание в обратном направлении — из Гётеборга на остров. Это был последний этап их долгого путешествия из дома. Мама с папой остались в Вене. В Швеции принимали еврейских детей-беженцев, но не взрослых. Так решило правительство.

В тот раз Штеффи уезжала от всего, что знала, и всего, что ей нравилось, к чужим людям в чужую страну с чужим языком. "Здесь только море и камни, — писала она в первом письме, которое так и не отправила. — Здесь я не смогу жить".

В этот раз никто не принуждал ее уезжать. Она сама захотела. Продолжить учебу, быть студенткой, учиться в университете и стать врачом, как папа. Штеффи мечтала об этом с тех пор, как себя помнила. Правда, тогда она думала, что это произойдет дома, в Вене.

Теперь она снова отправилась в путь, от тети Марты и дяди Эверта, от Веры, с которой наконец подружилась, от Нелли, оставшейся на острове с тетей Альмой и ее семьей. Штеффи стало страшно, вдруг она никогда больше не почувствует себя по-настоящему дома? Вдруг ей всегда придется скитаться?

Пароход приближался к Гётеборгу и вошел в реку Гёта.

— Можно выйти на палубу? — попросила Штеффи. — Мы бы увидели город с воды.

— Ну ладно, — сказала тетя Марта. — Раз ты так сильно хочешь.

Они встали у перил с правой стороны судна. На берегу раскинулся город, слева был Хисинген — большой остров с верфями и мастерскими.

— Вон "Жена моряка", — сказала тетя Марта и показала на статую женщины на высокой колонне. — Видишь, она смотрит на море и ждет своего мужа.

Штеффи не смогла разглядеть лица "Жены моряка", но представила ее с чертами тети Марты, на лбу которой появлялась озабоченная морщинка всякий раз, когда дядя Эверт был в море. Сейчас война, рыболовное пространство заминировано, и случалось, что шведские рыбацкие лодки и торговые суда подрывались.

Пароход пристал к деревянному пирсу, который клином выдавался прямо в реку. По обе стороны в ряд пришвартованы суда, курсирующие в шхерах. На пирсе было шумно, люди поднимались на борт, сходили на землю или просто ожидали своих знакомых. Мужчина в голубой спецодежде перетаскивал в лодки бочки и ящики из грузовика, стоящего у края пристани.

У Штеффи закружилась голова. Давно уже ей не приходилось видеть так много людей сразу. Она осторожно сошла по мосткам, неся в руке сумку. Вместе с тетей Мартой протиснулась к пристани, туда, где несся поток дымящих автомобилей.

С досок пирса Штеффи шагнула на каменную мостовую. Впервые за год она стояла на городской улице.

До центра они добрались в белом вагоне. По крайней мере, так его назвала тетя Марта. Штеффи видела лишь голубые, точно такие же, как и другие трамвайные вагоны, что, дребезжа, проезжали вдоль главной улицы.

В окно трамвая Штеффи глядела на высокие каменные дома, витрины магазинов, мимо проносились блестящие автомобили. В ней пробудилась память о городе. Она вспомнила, как бежала по мокрым от дождя камням мостовой, чтобы не опоздать в школу, стараясь не толкнуть людей, спешащих утром по своим делам. Или медленно бродила по торговым улочкам и разглядывала в витринах элегантную одежду. Когда Штеффи и Эви, ее лучшая подруга, были маленькими, они часто стояли у магазинов и придумывали длинные истории о красивых дамах-манекенах.

Гётеборг отличался от Вены, но все же это был город, с городским шумом и ритмом. Чувство потерянности и неуверенности, которое Штеффи испытывала некоторое время назад, прошло. Вместо этого появилось ожидание. Здесь, в городе, может произойти все что угодно.