Застеколье - Евгений Шалашов

Свой среди своих…

У меня много достоинств. Иногда думаю, что я просто из них соткан. Но приходится замечать и недостатки – если составлять список, на первом месте будет стоять топографический кретинизм. Сегодня я лишний раз в этом убедился, когда обнаружил, что из Застеколья меня вынесло не туда, куда хотел. Нацеливался попасть в родной город Че., а попал… Нет, не в болото и не в волчью яму, а это уже хорошо. Судя по табличке с надписью «Ордынка», вынесло в столицу нашей родины – напротив кафе с очаровательным названием «Му–му».

Москвичи, суетливо бегущие по своим московским делам, деловые гастербайтеры и гости столицы, не заметили появления человека из ниоткуда. Даже бабуля, торговавшая занесенными в Красную книгу ландышами, только чихнула, а в ответ на мое пожелание здравствовать, ответила: «Мужик, свали отсюда, мешаешь!»

Из живых существ, отметивших странное колебание воздуха, была лишь скромная козочка, которую держал на поводке взъерошенный дед в камуфляже. Рогатая москвичка нервно пристукнула копытом и что–то проблеяла. Что именно, я не понял, так как слабое знание иностранных языков шло в моем списке недостатков под номером два. «Камуфлированный» дедок, обдавая «выхлопом» какой–то дряни, кивнул на свое пузо, прикрытое звенящей сумкой с многозначительной надписью: «Подайте бедной скотине на пропитание!»

– Кому именно? – не удержался я, вытащив бумажку в пятьсот рублей.

Дедок, смерив меня взглядом, открыл рот, чтобы послать куда–нибудь, но оценив достоинство купюры, проворчал:

– Если б себе, так бы и написал – подайте на пропой! А рогатой скотине, кушать хочется…

– С тобой делится? – спросил я, вкладывая ему в руку бумажку.

– Приходится… – повеселел дед. – Я доволен, так и Наташка сыта.

– Это – персонально для «барышни», – присовокупил я еще одну бумажку, отчего дед возликовал.

В принципе, в обычное время я разорился бы на десятку, ну, на сотню, не больше. Но Ярослав, провожая на «Большую землю», вручил мне такой толстый кошелек, что сделать ему «кровопускание» было даже полезно. Видимо, соскучившись по шопингу, я шел и покупал всякую дрянь. Вот, что я буду делать с брелоком в форме ракушки, если у меня и ключей–то нет? А зачем мне нужен план Московского метрополитена, если он висит в каждом вагоне?

Не удержавшись, зашел в то самое «Му–Му», заказал порцию блинчиков и кофе. Посидел, подумал и понял, чего же мне не хватало в Застеколье. Конечно, здоровый образ жизни, нетронутая экология и прочее… Но как иной раз не хватало обычной горячей воды из–под крана! Словом, цивилизации. Крепости–цитадели–бои и прочая романтика – штука неплохая. Подгоревшая каша на костре – вкусно. Но, как хотелось сесть за обычный столик в кафе, взять вилку в левую, а нож в правую руку (а потом, осознавая, что правила хорошего тона писаны не для меня, перехватить столовые принадлежности не так, как предписывает этикет, а как мне удобно) и неспешно жевать, посматривая на огромный экран телевизора, прислушиваясь краем уха к разговорам, завистливо думая: «Живут же люди! Никаких им приключений, ни на голову, ни ниже…» Другое дело, что я прекрасно осознавал, что после всего, что случилось, жить простой жизнью уже не смогу.

Я шел по Ордынке, тихонько шалея от людей, от которых успел изрядно отвыкнуть,раздумывая: коль забрался в эти места, так не сходить ли мне в «третьяковку»? Давно собирался посмотреть на портрет Пушкина работы Кипренского – сто и один раз видел его в репродукциях, но хотелось «вживую». Почему именно Кипренского, а не Шишкина с Верещагиным, так и не понял. Потому, вместо картинной галереи зашел в ближайший магазин и приобрел телефон и симку. А нужные номера я с некоторых пор мог держать в памяти.

– Олег Васильевич? – услышал я голос своего куратора, хотя сам еще не произнес ни слова. – Ты в Москве? Подъезжай. Диктую…

Когда я появился перед Унгерном, он еще договаривал – «Улица Зои и Шуры… рядом с общагой Академии ... офис…».

– Здравия желаю, товарищ генерал! – отрапортовал я.

Унгерн, оторопело посмотрел на меня, потом – на телефон в руке и нервно сглотнул. К счастью, люди с расстроенными нервами и слабым сердцем до высоких званий не доживают.

– Предупреждать надо, – сухо сказал генерал.

– Извините, Виктор Витальевич, – сконфуженно выговорил я.

Вот – честно, не хотел, чтобы так внезапно. Изначально собирался идти до ближайшей станции метро, а уж потом пересесть на что–нибудь подходящее. Сам не ожидал у себя подобных талантов. Можно бы радоваться, но, при здравом разумении, неумение управлять собой, в следующий раз можно очутиться где–нибудь в Катманду или в Антарктиде.

– Ладно, – махнул рукой генерал и, предложил традиционное: – Кофе?

Думал, сейчас он полезет за кипятильником, банкой «Нескафе» и неизменными одноразовыми чашками. Ан, нет. Москва, понимаете ли! Унгерн нажал кнопочку под столешницей и в кабинет вошла секретарша. Как и положено, деловой костюм – мини–юбка, секси–блузка, каблуки–шпильки и ноги от коренных зубов. Завидев в кабинете чужака, девушка непроизвольно встала в стойку. Получилось похуже, чем у Насти из «Белкиной крепости», но вполне профессионально. Поработайте десять лет учителем школы, сотрудничающей с Центром боевых искусств – научитесь отличать «дзэнкуцу–дати» от «камае». У нас таких девочек после выпускного «разбирали» либо физвузы, либо школы телохранителей. Говорят, нынче модно иметь охранника в юбке. Все думают, что это просто секретарша (или – «просто…»), а она – пяткой в челюсть.

– Свои! – предупредил Унгерн. Прозвучало как «Фу!».

– Идете в ногу со временем, – одобрил я, оценив экстерьер девушки.

– Это, дорогой мой, не я, а ты идешь, – усмехнулся Унгерн. – Мне секретарша по штату не положена.

– В смысле? – не понял я.

– В том смысле, дорогой мой, что это твоя … ваша секретарша. Зовут Ксения. Все вопросы технического характера – с ней. А самой Ксении начальство уже должно быть известно. Так?

– Здравствуйте, Олег Васильевич. Извините, не ожидала, что вы уже здесь… – виновато улыбнулась секретарша–телохранитель и добавила: – А мы с вами давно знакомы.

– Ксюша Неволина, – констатировал я. – Выпуск две тысяча третьего года. Или – четвертого… Обижалась, если тебя Ксюхой называли. Кажется, поступила в «Лесгафта».

– Она самая, – тряхнула волосами Ксюха. – А разве вы меня помните?

– Тебя разве забудешь? – многозначительно протянул я, а девчонка расцвела от счастья.

Не буду же говорить, что помню всех своих выпускников? Даже спустя много лет, встречая на улице дяденек–тетенек, все равно, «своего» узнаю.

– Вот ведь… – хмыкнул генерал, как бы в досаде. – Лопухнулся я, однако. Ведь думал же, когда личное дело смотрел. Земляки – это я понял, а на номер школы и внимания не обратил…