Муссон. Индийский океан и будущее американской политики - Роберт Д. Каплан

Весь ХХ в. определялся очертаниями Европы на географической карте. От сражений близ Ипра в 1915-м до высадки союзников на французском побережье в 1944-м, до Берлинской стены и сожженных косовских деревень; от Долгой Европейской войны, тянувшейся с 1914-го по 1989-й, до последующих кровавых ее отголосков Европа была средоточием всемирной истории. Безусловно, и в иных краях возникали судьбоносные движения, происходили судьбоносные события. И все же великая политическая борьба за власть, которая шла со времени, когда рухнули империи Старого Света, и в течение всего противостояния между Соединенными Штатами и Советским Союзом гораздо больше касалась Европы, чем иных регионов.

Осмелюсь утверждать, что побережья Индийского океана и его северные воды, простирающиеся от Африканского Рога (Сомали) мимо Аравийского полуострова, Иранского нагорья и полуострова Индостан до самого Индонезийского архипелага и далее, способны стать на географической карте века нынешнего не менее влиятельной областью, чем была Европа на карте века минувшего. Будем надеяться, XXI в. не окажется столь же кровопролитным, сколь XX, но в известной степени его география может кое о чем напомнить. На этой евразийской кайме – прибрежной Ойкумене средневекового мусульманского мира, за которой искони и пристально следил Китай, – мы видим напряженный диалог между западной и исламской цивилизациями, узлы всемирных нефтяных путей. А также спокойный и, по-видимому, неотвратимый подъем Индии и Китая, стремящихся властвовать на суше и на море. Ибо, по сути, вмешательство США в дела Ирака и Афганистана лишь подстегнуло и ускорило наступление Азиатского столетия: не только с точки зрения экономической – это известно каждому, – но и с точки зрения военной.

В последнее время кровопролитные сухопутные войны заслонили от нас важность морей и прилегающих к ним побережий, через которые главным образом осуществляется торговля и вдоль которых расселилась бо́льшая часть человечества. Следовательно, дела военные и торговые станут вершиться в грядущем именно там, где вершились они и в прошлом.

Именно в приморских областях всемирно важные вопросы – прирост населения, климатические перемены, подъем уровня моря, нехватка пресной воды, политика экстремизма – а на эту последнюю влияют все прочие перечисленные факторы! – приобретают живое географическое обличье. В XXI в. пространство, которое британский историк Ч. Р. Боксер назвал Муссонной Азией, область, где сливаются Индийский и западный Тихий океаны, демографически и стратегически превратится в своеобразный «пуп земли» [1][1].

Полтысячи лет тому назад вопреки бурям и цинге Васко да Гама обогнул Африку и пересек Индийский океан, чтобы достичь Индостана. Об этом выдающемся историческом событии португальский поэт Луис де Камоэнс (XVI в.) писал: «Вот берег, что сквозь слезы и туман / Сиял вам в ваших грезах просветленных…»[2][2].

Да Гама прибыл в Индию – и Запад начал утверждаться в Азии. Португальское морское владычество сменилось в последующие эпохи засильем иных западных держав: Голландии, Франции, Великобритании; затем настал черед Соединенных Штатов. Ныне, когда Китай соревнуется с Индией, стремясь обладать портами и удобными магистралями на евразийской береговой кайме, а будущая численность и сила американского военно-морского флота остаются неопределенными из-за экономических затруднений и обременительных расходов на сухопутные войны, возможно, пятисотлетняя глава, повествующая о западном господстве, постепенно близится к концу.

Эта постепенная «смена власти» не могла возникнуть в более смутные времена для земель, сопредельных двум половинам Индийского океана – Аравийскому морю и Бенгальскому заливу: к северу от Аравийского моря тянется Пакистан, к северу от Бенгальского залива расположена Бирма. В этих стратегически важных странах положение неустойчиво, а население многочисленно. Как правило, аналитики не относят Пакистан и Бирму к одной категории, а напрасно. Далее, разумеется, следует подумать о политическом будущем всего исламского мира – от Сомали до Индонезии.

Помимо близости и выхода к Индийскому океану множество подобных земель отличается слабостью государственных учреждений и шаткими инфраструктурами, а их неспокойное молодое население искушается экстремизмом. И все же будущее принадлежит этим народам в гораздо большей степени, чем стареющим народам Запада.

Как заметил однажды бельгийский ученый Шарль Ферлинден, Индийский океан «…окружен по крайней мере тридцатью семью странами, где обитает не менее трети всего человечества». Эти страны тянутся вдоль широт более чем на 80°, а по меридианам – более чем на 100° [3]. Я могу посетить лишь несколько мест на побережье Индийского океана и посмотреть, что там творится сегодня, чтобы в дальнейшем расцветить красками большее полотно и показать, как выглядит при ближайшем рассмотрении мир, в котором нет сверхдержавы.

Регион Индийского океана – не просто наводящая на раздумья географическая область. Это идея, поскольку там наглядно и поучительно является взорам ислам и там же исламский централизм сочетается с глобальной энергетической политикой, делая очевидной важность военно-морского флота как такового, чтобы показать нам многослойный и многополюсный мир, стоящий над газетными заголовками касательно Ирана и Афганистана… Это идея, поскольку там возможно увидеть мир, каков он есть, в его новейших и одновременно очень старых рамках, со всеми исконными традициями и свойствами, – вполне завершенный мир, не имеющий надобности в слабенькой успокоительной пилюле, именуемой «глобализацией».

Наша книга начинается общим стратегическим обзором региона. Затем я двинусь вдоль всего великого побережья. Главной точкой отсчета станет Оман, где я рассмотрю и средневековую историю океана, и наследие первой проникшей туда западной державы – Португалии. Там же я буду размышлять над вековечным родством пустынь и морей, над тем, как воды и пески выводят людей на различные политические тропы. Затем уделю пристальное внимание обширным китайским проектам портового строительства в самых средоточиях пакистанского регионального сепаратизма и этническому соперничеству в Шри-Ланке. В Бангладеш я напишу о взаимосвязи климатических перемен и предельной бедности с исламским радикализмом. В Индии сосредоточусь на экстремизме, который преодолевают экономической и общественной гибкостью и подвижностью. В Бирме составлю отчет о столкновении между Индией и Китаем из-за местности опустошенной, однако по-прежнему богатой природными ресурсами; а также о сложных задачах, возникающих из-за этого конфликта перед западными державами, в частности Соединенными Штатами. В Индонезии я изучу связь демократии с гудящим от напряжения синкретическим исламом, столь отличающимся от ислама в Пакистане или Бангладеш – ибо, как я понял, во многих подобных местах ислам разумнее изучать на фоне окружающего ландшафта и определенных исторических обстоятельств. Наконец, я рассмотрю китайскую морскую экспансию, берущую начало на северо-восточной оконечности Индийского океана, а на северо-западной – осторожно погляжу на африканское обновление сквозь призму Занзибара. Везде и всюду я попытаюсь описать бесконечные потоки исторических изменений и то, как они «обтачивают» нынешний век, меняя его черты. Именно хитросплетение трудностей, преодолеваемых повсеместно: в религии, экономике, политике, охране окружающей среды, – в гораздо большей мере, чем каждая из этих трудностей, взятая отдельно! – и порождает драму.