Недобрая старая Англия - Екатерина Коути

«Это было лучшее изо всех времен, это было худшее изо всех времен»… Хотя эти слова Чарльза Диккенса описывают совсем другую эру, они как нельзя более применимы к викторианской эпохе в истории Англии.

Знала ли юная королева Виктория, всходя на престол в 1837 году, что к ее Бриллиантовому юбилею в 1897 году империя изменится до неузнаваемости? В отличие от своих предшественников, повидавших и наполеоновские войны, и восстания якобитов (Якобиты — сторонники восстановления на английском престоле Якова П. Стюарта и его наследников. — Ред.), Виктория будет править в относительно спокойный период. При ней Британская империя наконец-то достигнет стабильности. Страну уже не будут сотрясать гражданские войны, ей не будет угрожать вторжение извне, английские войска справятся с мятежами в колониях, как, например, с восстанием сипаев (Сипаи — индийские наемники, в 1857–1859 годах боролись с оружием в руках против англичан-колонизаторов. — Ред.). Стремительными темпами будет продолжаться урбанизация: если в 1841 году население Лондона составляло два с лишним миллионов человек, ко времени смерти Виктории в 1901-м оно повысится до 6,5 миллионов.

Великобританию опутает разветвленная сеть железных дорог: столичные жители, пусть и не богатые, смогут выезжать в пригород на выходные, тогда как в Лондон потянутся толпы провинциалов — за покупками или с перспективой остаться насовсем. Свечи в домах сменит газовое освещение, а затем и электричество, из-за чего ужин будет начинаться гораздо позже. Бытовые условия улучшатся: дома будут оснащены водопроводом и туалетами, система канализации изгонит из городов многовековую вонь, а уже в XX веке лошади, оставлявшие на улицах груды навоза, уступят дорогу автомобилям. На смену открытому очагу придут удобные кухонные плиты, продукты начнут продавать в консервированном виде, а домохозяйки обеспокоятся вредными пищевыми добавками. На конвертах появятся марки, хотя письма вскоре и потеснит телеграф.

К концу правления Виктории доктора обуздают оспу, сыпной тиф и холеру, и средняя продолжительность жизни в Англии и Уэльсе постепенно увеличится — с 40,2 лет в 1841 году до 51,5 годов в 1911-м. Ночные улицы будут патрулировать не престарелые ночные сторожа, а профессиональные полицейские. Некоторые изменения заставят консервативную королеву поморщится: рабочие начнут объединяться в профсоюзы, а женщины, устав от роли «ангела в доме», потребуют доступ к высшему образованию и право голоса.

В то же время у преуспевающей рафинированной Англии, у империи завоеваний и свершений, была и оборотная сторона. В любой отрезок времени на Британских островах уживались два разных мира. Порою граница между ними была так же отчетлива, как между респектабельным Вест-Эндом и неумытым Ист-Эндом в Лондоне, или же между цветущим Югом и прокопченным индустриальным Севером. Еще чаще непохожие миры сосуществовали бок о бок, переплетаясь друг с другом, видоизменяя друг друга: слуги и хозяева, проститутки и джентльмены-клиенты, уличные карманники и их состоятельные жертвы, жители трущоб и филантропы, предлагавшие им душеспасительные брошюрки. Другая Англия, населенная в лучшем случае неграмотными торговками, и в худшем — ворами и гулящими девицами, одновременно успокаивала и настораживала. Она подчеркивала респектабельность среднего класса, но вместе с тем могла разрушить и его домашний уют. В наши дни, как и полтора века назад, «недобрая старая Англия» по-прежнему не утратила своей мрачной привлекательности.

Ни в коей мере не отрицая существования добропорядочной Великобритании, эта книга познакомит вас с ее теневой стороной. Вам предстоит побывать в трущобах и тюремных камерах, поприсутствовать на судах и казнях, заедая впечатления уличной снедью, выслушать не только жалобы служанок, но и стенания их не менее бесправных хозяек. Хотя в книге рассматривается в основном викторианская эпоха (1837–1901), при необходимости мы будем наведываться и в другие периоды.

Итак, добро пожаловать в недобрую старую Англию!

Знакомство с оборотной стороной Англии мы начнем с глубокого погружения. Добро пожаловать в трущобы лондонского Ист-Энда, восточной части города, населенной беднотой. Время действия — вторая половина XIX века, где-нибудь между 1840 и 1890 годами. Жизнь застаивается на узких и грязных улочках, течет так медленно, что трудно даже определить, какое на дворе десятилетие. На местных жителях лохмотья, по которым трудно судить о моде, а от холода и голода бедняки дрожали точно так же и десять, и двадцать лет назад. На дворе зима, так что осторожнее ступайте по слякоти, темно-серой от золы. И лучше не подходите к окнам — вдруг вам на голову выплеснут содержимое горшка, не донеся его до выгребной ямы. Впрочем, лишний раз окна стараются не открывать, чтобы не выпускать из комнаты тепло — отопление уж очень дорого.

Мы сворачиваем в крошечный дворик и наугад заходим в двухэтажный дом. Медленно поднимаемся по темной, зловонной лестнице. Перила расшатаны, прогнившие ступени опасно поскрипывают под ногами — один неверный шаг и можно провалиться. Приоткрываем дверь в квартиру на втором этаже (дверь не заперта, потому что воровать тут все равно нечего). На вас щерит пасть остывший камин, который не разжигали уже несколько дней. По влажным стенам растет плесень, штукатурка на потолке почернела и вздулась. В центре комнаты стоит шаткий стол, по стенам жмутся целых две кровати. Что ж, неплохо для семьи из восьми человек. Бывает, знаете ли, и хуже. Санитарные инспектора расскажут вам про комнатенки, где на одной кровати спит вповалку вся семья, и родители, и дети. А где такая теснота, там недалеко и до греха: уж слишком рано дети узнают, откуда они берутся… В теплый день малыши весь день бегали бы на улице, но сейчас они забились в угол и зыркают на вас блестящими глазенками.

Мать сидит в углу и баюкает младенца, завернутого в ее шаль — на пеленки денег нет. Женщина боязливо оборачивается, и вы замечаете синяк в пол-лица. Но стоит вам раскрыть рот, чтобы ей посочувствовать, она машет на вас рукой и кивает на кровать. Прикрывшись рваным одеялом, на кровати храпит ее муж. Летом в их квартале наступает относительное благополучие: целые семьи выезжают в Кент на уборку хмеля, мужчины подрабатывают на стройках, но зимой работу найти труднее.

Вчера в квартале была такая сильная метель, что пьяный сосед, возвращаясь из кабака, упал и замерз насмерть, а за ночь вокруг него намело сугроб. В надежде заработать отец семейства отправился в ближайший работный дом, авось ему заплатят несколько шиллингов за уборку снега с улиц. Или хотя бы несколько булок. У ворот столпилось полквартала, такие же бедолаги с впалыми небритыми щеками. Но попечители отказали им всем. Что еще за мода — раздавать помощь направо-налево? Если хочешь работу, ищи ее сам или сдавайся в работный дом. С горя отец пошел в кабак и потратил на джин последние гроши, а дома жена посмела заикнуться о деньгах…