Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) - Дэвид Стюарт Дэвис

* * *

Признаюсь, когда мистер Дэвис попросил меня написать это предисловие, меня поначалу одолевали сомнения. Холмс против Дракулы? Как известно читателям рассказов сэра Артура Конан Дойла, однажды к услугам великого сыщика прибегли для расследования дела с «вампиром» в Лемберли, Суссекс (к югу от Хоршема). На поверку оказалось, что это всего лишь юный отпрыск семейства, который из ревности нанес на шею своему маленькому сводному брату ранку, напоминающую следы от зубов. Но вот Дракула Брэма Стокера – совсем другое дело.

Оказывается, сомневаться не следовало. Мистер Дэвис, талантливо сочетая произведения двух знаменитых авторов, написал великолепную историю, которая захватывает внимание с самого начала, когда действие только разворачивается в столь любимой нами квартире на Бейкер-стрит, а лондонские улицы заполняет густой желтый туман.

Несмотря на то что цитат из оригинальных произведений взято немного, история мистера Дэвиса – нечто большее, чем простая стилизация канона, а его живые пассажи, описывающие происходящие события, создают у читателя ощущение, что он смотрит увлекательный фильм.

Недавно в газете «Дейли телеграф» была напечатана статья Адриана Берри, в которой некий профессор Фрэнк Тайплер предсказывает, что все мы воскреснем, прежде чем истекут 20 000 миллионов лет, отпущенные нашей Земле, – с поправкой на неделю или две в ту или другую сторону. Очевидно у физиков принято считать: то, что может произойти, должно произойти. Тайплер – профессор математической физики из университета Тулейна в Новом Орлеане, в прошлом – старший научный сотрудник Оксфорда. Пока он не в состоянии доказать свою теорию, однако его теперешние познания позволяют расценивать ее как вполне логическую.

Рациональная, практичная натура Холмса не позволяет ему с легкостью принять факты вампиризма. Тем не менее у мистера Дэвиса припрятано немало карт, которые он с необычайной изобретательностью разыгрывает, так что Холмс в конце концов проникается идеями профессора Ван Хельсинга в этой области. Увлекательно было прочитать и эту статью в газете, и вымышленную историю «Спутанного клубка», где изложены две эти весьма спорные темы.

Не знай я, что последняя – работа современного автора, я мог бы поклясться, что это давно утерянная и раскопанная где-то рукопись, принадлежащая перу великолепного рассказчика.

Сомневаюсь, что автор, стоящий на пороге чего-то важного, может удостоиться более высокой похвалы…

Питер Кушинг[1],

кавалер ордена Британской империи

Уитстебл, Кент

Январь 1992 года

Не буду рассказывать, каким образом ко мне в руки попал дневник доктора Уотсона в красном кожаном переплете, – это долгая и запутанная история. Достаточно сказать, что записи, которые я расширил и переработал в роман, весьма противоречивы. Тем не менее эксперты сошлись на том, что почерк записей в дневнике, несомненно, принадлежит доктору Джону Х. Уотсону, биографу и другу самого знаменитого в мире сыщика-консультанта. Сам Уотсон не был свидетелем событий, описанных в четвертой и шестой главах. Поэтому на базе его записей я со всевозможной тщательностью составил изложение событий из этих глав от третьего лица. Теперь уже никто не скажет, произошли ли описанные события в действительности, или это плод причудливого воображения Уотсона-рассказчика. Полагаю, решать это предстоит читателю.

Дэвид Стюарт Дэвис

Январь 1992 года

Посвящается Кэтрин

– Вампиры!

Пренебрежительно хмыкнув, Шерлок Холмс отбросил утреннюю газету и вперил взгляд в плотную стену тумана, вплотную подступавшего к окнам квартиры на Бейкер-стрит.

Было холодное сырое утро конца ноября 1888 года – ласковая осень уступала дорогу суровой зиме. Ветры, неистовствовавшие всю прошедшую неделю, сорвали с деревьев последнюю листву, отчего парки Лондона выглядели нагими и озябшими. Густой туман, подобно необъятному желтому шарфу, окутывал город, словно защищая его от натиска стужи.

Для моего друга Шерлока Холмса эта осень была весьма благоприятной. Три дела, включая дело Баскервилей, были успешно завершены. Только накануне нас посетили сэр Генри Баскервиль и доктор Мортимер, и Холмс в подробностях обсуждал с ними произошедшее. Рассказывая о своем расследовании восхищенным слушателям, Холмс, как и всегда, был необычайно оживлен.

Я же, заметив перемену, происшедшую в сэре Генри после того сурового испытания на пустоши, пришел в смятение. Бледные, впалые щеки и потемневшие беспокойные глаза красноречиво говорили о том, что он все еще во власти переживаний, выпавших на его долю. Они с Мортимером уже несколько недель находились в городе, занимаясь приготовлениями к кругосветному круизу, который, по мнению доктора, поможет подлечить расшатанные нервы баронета.

Мрачным порталам Баскервиль-холла вновь предстояло остаться без хозяина. Бэрримор, этот преданный слуга, чья семья служила Баскервилям на протяжении нескольких поколений, наконец попросил расчет и вместе с женой отправился в Плимут, где намеревался открыть небольшую гостиницу. До возвращения сэра Генри огромный особняк заперли.

Пожелав счастливого пути и обменявшись рукопожатиями, мы тепло простились с нашими новыми друзьями. После их ухода мы с Холмсом прекрасно провели вечер, поужинав у «Марчини», а затем отправились в Альберт-холл, чтобы послушать великолепное пение братьев де Решке в «Гугенотах» Мейербера.

На протяжении всего вечера Холмс держался очень непринужденно, был общителен и остроумен, но я не мог отделаться от чувства тревоги. Я достаточно долго жил вместе с Шерлоком Холмсом, чтобы знать, что подобная разговорчивость – опасный признак. Дела завершены, и потребность в исключительных способностях Холмса отпала – до возникновения какой-либо новой интригующей задачи, а пока им очень скоро овладеют скука и неудовлетворенность. Мой друг во многих отношениях напоминал дитя, всецело находящееся во власти какой-нибудь необычной загадки. Едва головоломка будет разгадана, его можно успокоить, лишь подсунув новую необычную игрушку. В случае с Холмсом единственное, что могло бы вызволить его из мрачных глубин депрессии, – кроме бутылочки с кокаином, приносившей лишь кратковременное облегчение, – это следующая игрушка, следующее преступление, которое потребует напряжения его невероятных мозгов.

В тот вечер, потягивая бренди, мы допоздна засиделись у камина. Холмс говорил без умолку и касался самых разнообразных тем – от средневековых мистерий до пороков современной внешней политики. Утром, однако, его поведение заметно изменилось – он стал необщительным и замкнутым. Казалось, проснувшись, он вдруг понял, что задачи, заслуживающей его внимания, не осталось.