Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Иосиф Гольман

Эта книга вряд ли была бы написана без длинных и захватывающих бесед с Мариной Вячеславовной Кащенко и Александром Всеволодовичем Алексеевым. Тем не менее все нижеизложенное – литературное художественное произведение, в связи с чем претензии от «опознавших себя» персонажей категорически не принимаются.

Эта контора выглядела так, будто существовала вечно. Вечная, не имеющая признаков времени мебель. В коридорах – эрзац-кожаные диванчики с широкими щербатыми деревянными подлокотниками, в кабинетах – светлые фанерные шкафы, столы, покрытые листом прозрачного или цветного оргстекла, да деревянные стулья со спинками, произведенные, может быть, сто лет назад. А может, вчера, по неизменному бюджетному эскизу, столь любимому казенными ведомствами.

Хотя само предприятие полностью казенным как раз никогда и не бывало. Даже в сталинские времена – а контора была зачата в приснопамятном 1937-м – адвокаты были людьми теоретически свободными и даже теоретически независимыми.

Ольга Шеметова, зайдя в знакомый полутемный коридор с шумной солнечной улицы, с удовольствием вдохнула привычный, только этому месту присущий запах.

Нет, лавандой там не пахло. И вообще сложно сказать, чем конкретно пахло. Неким эклектическим сбором, включавшим в себя стандартный аромат старого здания, легкий естественный привкус архивной пыли, немножко приятно-искусственный – от стирального порошка, который уборщица, протирая шваброй полы, всегда добавляла в ведро.

Еще явственно различалось присутствие качественной домашней еды – их секретарь Валентина Семеновна никогда не отдавала себя на заклание привокзальному фастфуду и все приносила с собой в аккуратно закрытых баночках и кастрюльках.

«А я вот сто лет как сама не готовила», – упрекнула себя Ольга, но не всерьез, а так, мимоходом.

Потом, поскольку была обстоятельным человеком, додумала мысль про запахи. Необычным сегодня был, пожалуй, только один – свежий яркий аромат старинных, возможно, еще советских духов. Любимых духов ее покойной ныне бабушки. Как они назывались? Вроде «Красная Москва».

И исходил этот запах от единственного посетителя, точнее, посетительницы. Сильно немолодая, но красивая и статная женщина сидела на диванчике и спокойно разглядывала вошедшую адвокатессу. Вся она была какая-то ладная, и если бы не озабоченность в больших серых глазах, вызывала бы только приязнь. Впрочем, кто ж ходит по адвокатским конторам безо всякой озабоченности?

– Вы кого-то ждете? – поинтересовалась Шеметова. – Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо, – спокойно отозвалась женщина. – Я пока здесь посижу.

– Хорошо, – не удивилась Ольга.

Пять лет адвокатской жизни приучили ее ко многому, в том числе не удивляться непонятному. Точнее, не выказывать удивление, глядишь – в дальнейшем все прояснится. И Ольга, открыв дверь, зашла в свой кабинет.

– Оленька! – громко позвала Валентина Семеновна, не прибегая к имевшейся внутренней связи. – Тебе наряд! По пятьдесят первой.

– Сейчас подойду, теть Валь! – так же через коридор ответила Шеметова.

Все привычно, все по-домашнему.

Да и наряд, в соответствии с принятой секретарем телефонограммой из суда, тоже был обычным, рутинным.

Некий страшный рецидивист, отсидевший немыслимое количество лет – гораздо больше, чем Олин нынешний возраст, – в очередной раз попался на краже и в данный момент находился под стражей в СИЗО «Матросская Тишина». Денег у него, разумеется, не было, и из суда прислали запрос на бесплатного адвоката. Бесплатного для подзащитного (что и гарантировала ему упомянутая пятьдесят первая статья Уголовно-процессуального кодекса РФ), контора же получит от государства некие смешные для хорошего адвоката деньги. Впрочем, на «пятьдесят первых» тоже был спрос: у тех, у кого, как говорится, «глаз потух». Славы и богатства не заработаешь, но и с голоду не помрешь.

В Олиной конторе адвокатов с потухшим глазом пока, слава богу, не было, а потому они делили неимущих страдальцев между собой по очереди. Так что все справедливо.

Шеметова подошла к секретарю, взяла наряд на защиту. Идти в суд предстояло послезавтра. Валентина Семеновна могла и отказать судейским, так как правила требовали минимум пять дней для подготовки. Но портить отношения из-за ерунды не хотелось, дело было плевое – украдено два кило колбасы и еще что-то, такое же мелкое, а заведомо свободная Ольга хотела отбыть повинность побыстрее, мало ли что потом навалится.

Затем Ольга вернулась к себе – ей предстояло, воспользовавшись паузой, разобраться со скопившимися бумагами. Во второй половине дня она собиралась подъехать в тюрьму, поговорить с подзащитным, о чем тоже следовало позаботиться заранее.

Вообще, это вовсе не правило – кататься по тюрьмам, воняющим бедой, хлоркой и туберкулезом. И далеко не все защитники стремились к подобным поездкам, тем более по никчемному делу «бесплатного» подзащитного.

Но Оля точно была «не все». И если ее подзащитный арестован, то она считала своим долгом встретиться с ним в заточении.

С чего такая «жертвенность»? Никаких секретов. От любви к профессии, с чего ж еще.

Немногие знали, что адвокатом Ольга твердо решила стать… в пятом классе средней школы. Причем настолько твердо, что шла к своей цели как танк, невзирая на препятствия, которых на этом пути отчего-то насыпалось зело много.

Почему именно в пятом? Шеметова и сама не знала. Может, и раньше.

С детства болела за слабых. Даже в футбол по телику – только за тех, кто в данный момент проигрывает.

И вот в пятом классе сумела свои интуитивные ощущения проанализировать, вербализовать и структурировать. Уф, много букв, но сказано предельно точно.

– Оль, обедать пойдем? – В кабинет к Шеметовой заглянул Багров, самый маститый и титулованный адвокат их конторы. Можно сказать, звезда.

А еще объект тайной… не страсти пока, но, похоже, влюбленности молодой адвокатессы.

– Да, конечно, – мигом вскинулась Ольга.

Еще бы! Олег Всеволодович был идеальный, стопроцентный красавец. По крайней мере, в глазах Шеметовой.

Высокий, на голову выше девушки, с буйной, не поддающейся расческам каштановой шевелюрой и с густым, теплым и мягким баритоном. Таким голосом хорошо просить суд скостить срок виноватому, но все равно несчастному страдальцу. Иногда, правда, баритон менял если не тембр, то функционал: становился жестким, требовательным, неуемным – когда адвокат защищал человека, подставленного властью или судьбой.

Вот уж у Багрова глаз не только не потух, но в жестких судебных заседаниях просто-напросто сверкал!