Госпожа Кофе - Анна Данилова

Я очень люблю свою жену, поэтому, быть может, все и случилось так, как случилось.

В то утро я проснулся очень рано, Вероника и дети еще спали, я быстро накинул на себя халат (подарок жены), сам сварил себе кофе, не спеша выпил его, любуясь видом из окна. Надо сказать, что вообще-то вид из окна нашей городской квартиры – так себе. Внизу – строительная площадка (кажется, строят мебельную фабрику), зато за ней вплоть до самого горизонта простираются экспериментальные пшеничные поля сельскохозяйственного института. А это красиво. Кругом миллионный город, а за нашими окнами – совершенно сельский (если смотреть не вниз, а чуть вдаль), мирный пейзаж. Вот и в то апрельское утро моросил дождь и поливал весенние нежные всходы пшеницы. (Зимой, кстати, по этим полям, облюбованным лыжниками, скачут самые настоящие зайцы.)

Выпив кофе, я приготовил себе два бутерброда с ветчиной, позавтракал, позволил себе выкурить единственную сигарету, затем заглянул в детскую, поцеловал Мишку и Танюшу в их теплые лобики, поправил одеяльца и, надев куртку, вышел из дома.

Мишке исполнилось два годика, Танюше – три. Это мои дети, причем оба похожие на меня, и я как сумасшедший каждый день радовался этому обстоятельству. В сущности, если бы меня тогда спросили, счастлив ли я, то я ответил бы положительно: да, я безумно счастлив. И я не понимаю мужчин, которые бросают своих беременных возлюбленных или любовниц. По мне – чем больше детей, тем лучше. Ведь это же твое продолжение, это радость, это так приятно, наконец, возиться с ними. Ну и что, что не высыпаешься первое время, зато потом, когда они начинают говорить, ходить…

Я могу часами говорить о своих детях и о своей любви к жене, Веронике, но в то утро как-то резко все изменилось. И моему счастью пришел конец.

Я вышел из дома и направился к гаражам. Наш гараж находится довольно-таки далеко, но я шел быстро, вдыхая свежий влажный воздух, и дошел буквально за десять минут. Открыл его, прошел внутрь. Хотел было уже сесть в машину, даже распахнул дверцу, но сразу понял, что в салоне кто-то есть. Что-то темнело на заднем сиденье. Это оказался мой черный рабочий халат, которым было прикрыто нечто большое. Нехорошее чувство вызвало неожиданно прилив тошноты, что обычно несвойственно для меня. Тогда я еще не мог знать, что это был страх. Страх лишиться всего того, чем я жил последние годы. Или, точнее, предчувствие этого страха.

Я подошел к задней дверце и открыл ее. Вспомнил, что примерно так же, старым рабочим халатом, я прикрывал поздней осенью сложенные на заднем сиденье ящики с помидорами и баклажанами. Если бы меня спросили, зачем я это делал, вряд ли я сразу бы ответил. Иногда делаешь что-то привычное, даже не задумываясь над этим. Возможно, для порядка. В любом случае тогда мне казалось: я поступаю правильно. Но что было прикрывать сейчас?

Я осторожно потянул за край халата. Он медленно пополз, открывая нечто для меня пока еще непонятное. Шли секунды, и вот я четко увидел спину, обтянутую коричневой вельветовой курткой. Мужскую спину. Потом показался затылок, коротко стриженный крепкий затылок. Под мужчиной, который словно бы спал, согнувшись в три погибели на заднем сиденье моего автомобиля, оказалась женщина, тоже как-то странно скрюченная. Она была почти полностью скрыта мужским телом, я смог рассмотреть довольно хорошо только согнутые в коленях ноги. На женщине был короткий розовый плащ, ноги обтягивали прозрачные колготки или чулки, еще на ней были кремовые туфли на тонких каблуках. Возможно, эти люди провели в моей машине всю ночь, а может, и несколько часов. Но то, что с ними произошло нечто страшное, было совершенно ясно. Для приличия я произнес дежурное: «Эй, кто вы?! Вставайте!», понимая, что меня все равно никто не услышит. Вернее, предполагая.

О том, что они мертвы, я старался не думать. И причина для этого у меня была веская: весь салон был буквально пропитан запахом алкоголя. Эта парочка могла просто ввалиться в мой гараж ночью, чтобы весело провести время, и так бы оно все и случилось, если бы не одно серьезное обстоятельство: я всегда тщательно запираю гараж на все замки. Да и машина тоже была заперта. Ведь я, прежде чем открыть ее, отключил сигнализацию. Мне казалось, именно так все оно и было. Хотя я мог только думать, что отключил сигнализацию, поскольку каждое утро делал это автоматически, а на самом деле машина могла быть открыта. Но гараж!!! Его я точно запирал. И следов взлома, во всяком случае, явных, я не обнаружил.

Я осторожно протянул руку и дотронулся кончиками пальцев правой руки до выпирающей горбом спины мужчины, даже как бы толкнул его.

– Э-эй, вставайте! Слышите?

Но он меня не слышал.

Возможно, любой другой человек на моем месте сразу же вызвал бы «Скорую помощь», милицию. Но я подумал тогда, что это-то я всегда успею сделать, тем более что «Скорая помощь», судя по неподвижности и какой-то страшной окаменелости тел, уже не понадобится. А милиции вообще все равно. Я сразу стал лихорадочно соображать, что может последовать после того, как содержимым моей машины всерьез заинтересуются люди в погонах. Параллельно этому я думал, следует ли мне перевернуть тела, чтобы хотя бы разглядеть лица. А вдруг это кто-то из знакомых? Выкрали на работе мой ключ от гаража, сделали слепки, копии, чтобы потом вечером, зная, что я дома и уже точно никуда не поеду, уединиться в гараже? Однако я понимал, что предполагаю невозможное, поскольку среди моих знакомых не было людей подобного плана, точнее, способных попасть в подобную ситуацию. И если кто-то из моих знакомых мужчин и собрался бы пойти налево, то свидание своей даме он назначил бы точно не в гараже: в гостинице, в квартире друга, в СВ-вагоне московского поезда. Хотя я не мог припомнить случая, чтобы кто-то из моих друзей завел себе на стороне женщину. Как-то так получилось, что в нашей компании ничего такого не практиковалось, все были заняты семьей, работой, и все у всех было хорошо. Борька Трофимов обожал свою жену, пухленькую армянку Мариэточку, которая родила ему близнецов, Сашка Аверин не мог жить без своей Тамарочки, и хотя они пока еще не завели детей, на их отношениях это никак не сказывалось, наоборот, он как мог поддерживал ее, возил по курортам, где она лечилась от бесплодия.

Я стоял в своем гараже, уставившись на собственную машину, набитую трупами, и думал о Тамаркином бесплодии. Полный бред! Но кто-то же проник в мой гараж, залез в мою машину и умер там. Мысль о том, что эти люди (возможно, любовники) могли задохнуться в машине, я отмел сразу: в гараже не чувствовалось и намека на запах угарного газа. Напротив, было свежо, я бы даже сказал, прохладно, да и окно в машине было открыто – со стороны водителя, то есть с моей. Другой вопрос, что я никогда не был их водителем.

Мне хотелось кому-нибудь рассказать о том, что со мной произошло, посоветоваться. Я представлял себе, как приезжаю на работу к Борису, рассказываю ему обо всем. И вот тут-то ловлю себя на том, что ни Борис, ни Сашка (а ведь это мои друзья!) не обрадуются тому, что они, выслушав меня, становятся как бы свидетелями этого страшного происшествия. Преступления. Двойного убийства. (Или самоубийства?) Каждый из них живет своей жизнью, своими проблемами, и, столкнувшись с такой серьезной ситуацией, вряд ли станут что-либо советовать. Больше того, я почему-то вдруг понял: ни один из моих так называемых друзей не уделит мне и минуты, чтобы порассуждать на тему: как выбраться из этой ситуации. Мы всегда охотно встречались на вечеринках, днях рождения, выезжали на трех машинах на природу и довольно-таки весело, приятно проводили свободное время. Жены наши дружили, им тоже было интересно друг с другом, а уж мы, мужики, тем более находили себе занятие по душе: футбол, бокс, преферанс, не говоря уже о рыбалке. Все как у всех.