Жуткая история Проспера Реддинга - Александра Бракен

* * *

Зажги свечу и подойди ближе к зеркалу. У нас нет времени, нужно торопиться.

При других обстоятельствах я и не подумал бы смотреть в твою сторону. Но даже я не могу нарушить договор. И если глупость все равно толкает тебя за мной, запомни три вещи, три урока. Их нужно выучить, им придется следовать. Возможно, когда-нибудь от этого будет зависеть твоя жизнь, человек. Тебе решать, как к ним отнестись. У меня нет времени возиться с глупцами.

Первое: никогда не доверяй Реддингам. Эта семейка наврет тебе с три короба, они будут заливаться соловьем и молить о пощаде, пока их лживые языки не отсохнут. Не поддавайся. Заткни уши, закрой глаза, заслонись от их трусливого смрада. Эти люди нарушили договор, написанный кровью. Договор, который они сами заключили, когда испугались за свое богатство. Законы, по которым они живут – это законы глупости. Они тебе не семья.

Слушай и запоминай. Сумерки сгущаются, грядет время. Реддинги скажут тебе, что с ними поступили несправедливо, их не поняли. Они будут называть меня мошенником, подонком и лжецом. Но не забывай: они боялись меня, боялись, даже пока я спал. И тебе тоже стоит бояться.

Второе: ты должен понимать, что я живу по законам мести.

И третье: я могу отнять все, что бы ни дал. И я обязательно это сделаю – с удовольствием. А Реддингам я дал всё.

Дело вот в чем.

В масштабах жизни или планеты городок Редхуд – всего лишь крошечная песчинка. Или тысячная часть крошечной песчинки. Не пытайтесь найти его на картах, на большинстве из них его нет. Здесь не сожгли ни одной ведьмы, не началось ни одной революции, а пилигримы высадились у скал в двухстах милях отсюда. Считается, что семья, которая основала город, и есть его главная достопримечательность.

Интереснее всего то, что в нас, Реддингах, нет ничего интересного. Конечно, мой прапрапрапрапрадед почти подписал Декларацию независимости, но только почти. У него разболелось горло, и пару дней спустя он умер. Разболелось. Горло. Простите, конечно, но это, наверное, самая дурацкая смерть в истории. И мне кажется, этим «почти» не стоит восхищаться. Вот я бы пришел и сказал родителям, что блестяще написал тест по математике: тройка – это почти пятерка, а разницу всего-то в два балла можно не считать.

В общем, я хочу сказать, что моя семья была в Редхуде всегда, и никуда деваться не собирается. Наш дом увешан портретами хмурых предков в черных одеяниях и шляпах, и каждый день здесь похож на унылую пьесу про День благодарения. Еще на стенах красуются несколько десятков напыщенных генералов, влиятельных конгрессменов и еще какие-то важные люди. Бабушка любит повторять, что если бы кто-нибудь из нас (в смысле она) решил баллотироваться в президенты, страна бы просто влюбилась (в нее), на одном дыхании отменила «эту нудную демократию» и провозгласила президента Реддинг (бабушку) законным монархом (королевой).

У каждого поколения нашей семьи разные лица, чего не скажешь о лице города. Оно оставалось одним и тем же, ведь на решение любого, даже самого мелкого, вопроса требуются годы, и необходимы постоянные городские собрания с бесконечными голосованиями. Например, когда моя бабушка, мэр города, наконец-то позволила провести здесь нормальный интернет, об этом сразу написали во всех газетах. Не думаю, что до того дня бабушка хоть раз подходила к компьютеру.

Редхуд похож на страницу из старого учебника истории, которая однажды улетела под стол, да так там и осталась. Люди приезжали и уезжали целыми семьями, но потом все равно возвращались. Самое ужасное – здесь всем есть дело до всех, особенно до моей семьи. Такое чувство, что в городе с каждым годом становится все теснее. Поэтому вдвойне странно, что никто не заметил, когда в Редхуде появился незнакомец.

В День Основателей все как обычно, собрались на Главной улице под гирляндами теплых мерцающих фонариков, натянутыми между двумя красными кирпичными домами: Академией имени Пилигрима Реддинга и зданием суда. Все места на ступеньках были заняты соломенными подушками и складными стульями: жители города готовились смотреть Парад свечей. Туристы, забредавшие к нам на знаменитый фестиваль, всегда были слишком зачарованы происходящим и даже не догадывались, что места нужно занимать задолго до заката.

При каждой возможности я стараюсь уехать из Редхуда, но только не в День Основателей, когда город пробуждается от липкого летнего сна и выпускает на волю свою удивительную магию. Все меняется и выглядит иначе: место, обычно унылое, как книжный корешок, превращается в прекрасный лабиринт из стогов сена, венков и гирлянд. Воздух становится прозрачным и сладким, и дышать им – все равно, что кусать только что сорванное яблоко.

Деревья на Главной улице тянутся друг к другу. В темноте октябрьской ночи они похожи на разноцветный фейерверк, а когда светит солнце, их верхушки превращаются в ослепительный золотой купол. Опавшими листьями набивают пугала, которые люди после праздника уносят с собой.

Но лучше всего, конечно, утренний туман, ползущий по улицам. В его легком сиянии все преображается, и город перестает замечать то, что привык считать уродством и мерзостью. Неожиданный порыв холодного ветра пробрался под мой школьный пиджак и пролистал страницы блокнота, который я быстро прихлопнул ладонью, чтобы наброски не унесло вместе с шуршащими листьями.

Наверное, стоило заточить карандаш до того, как я вышел из школы. Дети бросали кольца на хвостики тыкв; тыквы были в два раза больше детей. Я пытался нарисовать их лица, но получались лишь мордочки игрушечных троллей. Их родители толпились неподалеку, около полосатой оранжево-белой палатки от кафе «Завтрак пилигрима». В ней продавали пироги и яблочные пончики.

Незнакомец держался отдельно, потягивая глинтвейн. Он вообще стоял на другой стороне улицы, у тележки со сладкими ароматными орехами. Кажется, поэтому я его тогда и заметил. Он был худой как щепка, а если бы я решил нарисовать его лицо, то начал бы с невозможно длинного носа. Когда ему протянули клочок бумаги для праздничного костра, незнакомец усмехнулся.

Он был одет как пилигрим, но в этом не было ничего странного. В Редхуде многие наряжались к Дню Основателей, особенно старики. Мне кажется, им просто нравятся эти шляпы с большими черными пряжками и огромные белые рубашки.

Я посмотрел на его соломенную шляпу с широкими полями, на грязные ботинки с оторванными пряжками. Хорошо, что его не видела бабушка. Вместо бумажки она бы предпочла бросить в костер этого человека. От него она захотела бы избавиться куда сильнее, чем от списка своих неприятностей. Костер – главное событие фестиваля: мы записываем на листочках свои тяжелые чувства и мысли или темные секреты – все, от чего хотели бы освободиться, и бросаем их в огонь. Во всяком случае, так говорит бабушка. Но мне кажется, большинство людей приходит сюда, чтобы поджарить на костре сморы.