Братцы-сестрицы - Магнус Флорин

Я — маленький. Захожу в аптеку. Там тихо. Темно. Я двигаюсь осторожно. Запахи. Вещества. Все оттенки коричневого. Мелкий порошок.

Вхожу в первый зал. Вижу обстановку: стеллажи с ящичками, склянки, письменный стол приемщика рецептов. Вижу гирьки и меры длины, регистрационную книгу для ядовитых препаратов, телефонный справочник и рецепты, которые по закону полагается хранить два года.

Я вижу высокочувствительные весы марки «Bunge, Metz & Sartorius». Посреди зала стоит запертый шкаф с ядами в различных сосудах, запечатанных и подписанных. Acidium carbolicum, Chloretum ammonicum, Brometum natricum.

Выхожу из первого зала, захожу в помещение, где готовят растворы и моют аптечную посуду.

Затем иду далее в препараторскую, которую мой отец называл кладовой материалов, где стоят всевозможные медицинские сосуды.

На доске объявлений висят предписания, я выучил их наизусть:

«Для срочных нужд каждой аптеке надлежит иметь две или три неиспользованных и снабженных притертыми пробками банки из толстого белого стекла объемом примерно 100 миллилитров и к ним снабженный крышкой цилиндрический сосуд из нержавеющей стали, а также деревянный ящик соответствующего размера».

Я следую дальше в тинктурную, где хранятся жидкие медикаменты, приготовленные из размельченных лекарственных препаратов, настоянных на спирту. На самой нижней полке стоят бутылки с красным вином, их запечатанные горлышки издают слегка удушливый, отдающий подгнившим деревом запах.

Затем я спускаюсь вниз, в подвал, где хранятся бутылки с минеральными водами, кислотами, хлороформом и жидкими притираниями.

После этого я снова поднимаюсь в аптекарскую камеру, которую мой отец окрестил «сенным чердаком», хотя она и не на чердаке. Кое-где на пустых полках остались наклеенные этикетки: Folium menyanthis, Folium sennae, Rhizoma graminis.

Я иду далее во внутреннюю толчильню, где стоят ступки из железа и камня. Инструменты для нарезания и дробления растительных препаратов. Бочка с ножом, нож для резки с доской. Дисковый нож и изогнутый нож, большая мельница для грубого растирания и толчения. Ситечки семи видов: номер 2, 3 и 5 — из стальной проволоки разного размера и частоты, номер 10 — из латуни, номер 20, 30 и 40 — из шелка-сырца.

Иду далее в лабораторию, где стоит сушильный шкаф, дистилляционный аппарат, чаши для выпаривания, сосуды для отваров, сосуды для настоек, сосуды для приготовления препаратов, приспособления для процеживания. Лежат пипетки для отмеривания объема жидкости.

В зале для анализов я, щурясь, чтобы глаз постепенно привыкал к слабому свету, обнаруживаю братцев-сестриц.

Кто-то из них спит, положив голову на руку. Кто-то тихо играет со шпателями и пробирками.

Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София, Свен, Гунхильда, Нильс и Гертруда. Все девять братцев-сестриц.

Я говорю:

— Идите сюда. Сейчас домой пойдем.

Январь. На оконном стекле кристаллы снега. Я сижу и разглядываю их. Все они разные. У всех чего-то не хватает. Шипов, ножек, стрелок, думаю я.

Идет снег, и пол в прихожей становится мокрым от заснеженных башмаков. Мать говорит мне:

— Следи, чтобы и ты и маленькие братцы-сестрицы стряхивали снег перед тем, как войти в дом.

Школьные товарищи говорят мне:

— Твои братцы-сестрицы такие тихие.

Я отвечаю:

— Мои братцы-сестрицы не разговаривают. Зато они мне все показывают. Я понимаю, что они хотят сказать, и объясняю взрослым.

А товарищи мне на это:

— До чего же вы чудные.

Я сказал отцу:

— В школе не очень-то весело. Нельзя ли мне бросить школу и стать учеником аптекаря?

Если братцы-сестрицы куда-то деваются, то я их отыскиваю. Они исчезают — я ищу. Каждый день.

Спать я ложусь поздно, а встаю рано утром.

Отец:

— Поскольку ты хочешь быть учеником аптекаря, очевидно, это означает, что ты хочешь стать аптекарем.

Как-то под вечер мать спрашивает:

— А где же сестрица Гертруда?

Я оделся и вышел на улицу. Стал ее повсюду искать, звать. Поискал на площади Крафта возле исторического музея. Потом возле здания народной семинарии и около церкви при монастыре святого Петра. Нашел на площади Мортена: стоит и смотрит, как торговцы нагружают свои повозки.

Я сказал ей:

— Пора домой. Скоро стемнеет, мать ждет.

Отец мой был фармацевтом, владельцем аптеки «Лев» на Малой Рыбацкой улице в Лунде. Аптека у него была большая, с собственной плантацией лекарственных растений, кроме того, там изготовлялись некоторые медицинские препараты.

Отец говорил о мерах весов так:

— Один центнер — это двести фунтов, один фунт — сто золотников, один золотник — сто гранул.

Февраль. Идет снег, он залепляет мне глаза и по дороге в школу и на обратном пути.

Кроме аптеки отец мой занимался торговлей красками, химикалиями и медицинскими препаратами собственного производства.

Отец:

— Быть учеником аптекаря — занятие важное и ответственное.

По ночам я сплю всего несколько часов.

В аптеке «Лев» я чувствую запахи кристаллов яри-медянки, уксусно-кислотного свинца, уксусной кислоты, танина, азотной кислоты, сахарной кислоты, ланолина, трута, очищенного свиного сала, белка, квасцов перистых, касторового масла и нашатырного спирта.

Отец сказал:

— Не забывай поздравлять братьев-сестриц с днем Ангела. Это важные для них дни, и они будут рады, что мы об этом помним.

Я играю с братцами-сестрицами. Мы что-то кричим друг другу без слов. Боремся. Играем в мяч.

— Ооо! Ау-у! Эээ!

Отец сказал:

— Ты можешь трудиться в качестве ученика аптекаря по вечерам, воскресеньям и праздникам. Но только при условии, что будешь по-прежнему учиться в школе и стараться быть очень внимательным на уроках. Ясно?

Я ответил, что да. Отец продолжал:

— К тому же, ты должен дополнительно заниматься такими предметами, как латынь, математика и химия. Ясно?

Я ответил, что да. Отец закончил свою речь так:

— В таком случае я поговорю с этими учителями.

Братцы-сестрицы сидят на полу и подвывают. Я слушаю их, различаю слова. Отец и мать поворачиваются ко мне. Я объясняю, что говорят братцы-сестрицы: