Морские солдаты Российской империи. Очерки истории морской пехоты - Владимир Данченко

Между стрелецкой командой корабля «Орел», первенца отечественного флота, и отдельными морскими батальонами времен 1-й Мировой войны пролегли извилистые пути судьбы русской морской пехоты.

За время своего существования она познала и триумфы, и забвение. Победоносные морские десанты времен Северной и русско-турецких войн XVIII в. сменялись унылой гарнизонной повседневностью после Отечественной войны 1812 г. и заграничного похода 1813–1814 гг., потом — взлет в Севастопольскую страду и «упокоение» до победоносных 1877–1878 гг. Проваленная кампания 1904–1905 гг. ни в коей мере не умалила славы героев Порт-Артура, но далее — полное растворение в армейской и флотской массе вплоть до Великой войны 1914–1917 гг., когда морская пехота в последний раз, но громко заявила о себе в преддверии октябрьских дней.

Специфика службы выделяла морских солдат и матросов Гвардейского экипажа из общего ряда военных чинов. Она была обусловлена особенностями боевых задач, которые им ставились, и условиями их выполнения, способов комплектования личного состава, в определенной степени вооружения, форменной одежды и знаменной символики.

Несмотря на эту своеобычность, в истории морской пехоты отразились и основные явления, сопровождавшие развитие военного дела в России в целом, будь то разработка вопросов тактики, учреждение новых морских и армейских штатов, образцов мундиров и знаменного убранства.

Будучи универсальными военными, морские пехотинцы в разное время и в силу ряда обстоятельств, точнее благодаря им, выполняли функции матросов, воевали в окопах вместе с кадровыми «сухопутными», наводили переправы, занимались минерным делом. Численность морской пехоты всегда была невелика, но от этого значение ее как особого рода войск в российской военной истории отнюдь не снизилось. Несмотря на то, что ее временами недооценивали и просто упраздняли, в ходе войн, независимо от их масштаба, морская пехота вновь возрождалась и с честью проявляла себя в боевых действиях. Об этом повествует ее непростая история.

В России появление первой корабельной солдатской команды связывают с историей корабля «Орел», который строился в 1667–1668 гг. по указу царя Алексея Михайловича. Именно при нем появление, главным образом в Москве, иностранцев, купцов, «коммерческих людей», специалистов в разных областях, в том числе в военном и морском деле, приобретает постоянный и масштабный характер. Один из них — голландский «гость», купец ван Сведен, учредитель первых почтовых станций, по поручению правительства отправился на родину для «найма в русскую службу корабельщиков». В числе последних оказался его племянник Д. Бутлер, назначенный на строящийся «Орел» капитаном и кормщиком — генералом, который должен был «чинить меж корабельными людьми расправу и ведать их по иноземному артиклу». Ван Сведен подал в Новгородскую четь (территориально-финансовый приказ) роспись с перечислением всего необходимого для обеспечения «Орла»; в ней помимо всего прочего числились 40 мушкетов, такое же количество пистолетов и бердышей (к огнестрельному оружию полагался соответствующий боезапас), предназначенных для «охранения» — сторожевого наряда, призванного обеспечить безопасность плавания «Орла» к Казани и Астрахани. В этом качестве выступали нижегородские стрельцы — 35 человек — под командой И. Доможирова.

В апреле 1670 г. спущено на воду еще одно «судно военное» для борьбы с казачьими набегами. Учитывая, что в это время еще не был положен конец движению С.Т. Разина, с большой долей вероятности можно предположить, что на борту и этого судна размещалась стрелецкая или солдатская команда, возможно, даже более многочисленная, чем на «Орле»[1].

Д. Бутлер, проявляя энергию и предприимчивость, составил и подал в Посольский приказ «Артикульные 34 статьи», свод положений, регламентирующих корабельный быт и поведение экипажа, многие из которых заимствованы из зарубежных морских узаконений. В этом документе несколько статей касаются корабельных солдат, ружей и различных воинских припасов. В частности, в ст. 14 говорится: «Будет же капитан пригодно увидить неприятельский корабль взять, тогда корабельный порутчик с своими солдаты немедля должен на неприятельской корабль скочить и всяко радеть, чтоб тот корабль под свою мочь привести». В другой ситуации (ст. 15) при столкновении с неприятельским кораблем поручику вменялось «сойти под палубы и тамо смотреть, как чинится, и о том корабельщику возвести, чтоб во время нужды способ к тому учинить». В ст. 31 капитану предписывалось владеть оружием и учить этим навыкам подчиненных. Очевидно, что имевшихся на борту солдат могло быть недостаточно и в случае необходимости собственно судовая, корабельная команда должна была взяться за мушкеты и тесаки. Тем более что на казачьих судах, наводивших страх своими молодецкими набегами, имелось достаточное число искушенных в абордажных схватках людей.

При фактическом отсутствии флота в России второй половины XVII в. говорить о практическом использовании положений данного документа не приходилось; естественно, это обстоятельство также исключало возможность формирования особых абордажных и десантных команд на более или менее постоянной основе.

Не случайно, однако, автором «артикульных статей» был голландец, представитель одной из великих морских держав. Вообще в России при Алексее Михайловиче голландцы занимали далеко не последнее место среди прочих иностранцев и внесли существенный вклад в развитие отечественного «корабельного строения».

В это время в самом голландском флоте уже состояли отдельные подразделения морских солдат, которые формировались из матросов и пехотинцев. Они были задействованы в несении караульной службы, участвовали в абордажах и десантах. Вооружение их состояло из мушкетов, пистолетов, шпаг, палашей, пик, имелись также абордажные топоры и крючья. Так что и в этом отношении голландцы стояли на высоте своего времени, равно как французы и англичане.

В России же плаванием стрелецких команд разной численности на мелководных, большей частью гребных, судах дело и ограничивалось.