Близкие люди - Екатерина Лесина

Святослав пошел следом, потому как не понравилась ему идея оставлять диву наедине с Савожицкой. Пусть ведьма была старой и опытной, но при всем том она все же оставалась ведьмой. А с них станется голову заморочить.

– Не стоит, – сказала Аннушка, когда Святослав уже решился было открыть дверь. – Не надо мешать наставнице. Она… не повредит диве.

– Так уверены?

Она стояла у лестницы, опираясь на нее обеими руками, выгнувшись так, что будь Святослав менее опытным, подумал бы… нехорошо.

– Уверена, – Аннушка мурлыкнула и, намотав светлый локон на палец, потянула его, запрокинула голову, провела языком по губам. – Она давно… собиралась познакомиться. Все говорит, что ведьмы слабеть стали, потому как дивный народ почти истребили. А не станет их вовсе, то и мы исчезнем… и вы… и будет мир бессильным. Как в таком жить?

Она оттолкнулась от перил, выпрямляясь, принимая другую позу, тоже вполне себе определенного свойства. Интересно, многим уже голову задурила?

– А дети где? – поинтересовался Святослав.

– Дети? – в ведьминых очах, темных, что спелая вишня, мелькнула тень разочарования. Но не стоило надеяться, что Аннушка отступит. Ведьмы порой проявляли редкостное упрямство. Что ж… – Дети заняты… играют.

– Где?

– Там, – она указала вниз. – Они там… а мы здесь… только мы вдвоем.

Она подходила медленно, притом умудряясь покачивать бедрами, изгибаться, будто в танце. И стало жарко… так жарко, что Святослав позволил себе засмотреться на эту… ведьму.

Как ее еще назвать?

И она, почуяв близость добычи, растянула в улыбке полные губы.

– Мы ведь можем заняться чем-нибудь… интересным… например… поговорить, – голос ее сделался низок, и прорезалась в нем характерная хрипотца.

А тонкая ручка легла на плечо, примеряясь, как половчей обнять.

Святослав позволил.

Вот только вторую руку перехватил, поднес пальцы к губам. Ведьма засмеялась и… что ж, молодая, неопытная, учить ее и учить.

– Тебе что велено было? – спросил он, зацепившись за взгляд.

Вцепившись в него.

Продавив и дар, и разум. Он не пытался больше скрывать свою силу, но напротив, позволил ей раскрыться, сковать ведьму. Та дернулась было и…

– Тебе было велено за детьми приглядывать, так?

Он не позволил ей отпрянуть.

А вот руку с плеча убрал, так, что она почувствовала, каково это, когда собственное тело подчиняется чужой воле. И страх сменился паникой. И она закричала бы, позвала бы на помощь, если бы могла.

– А ты что? Мало того, что не в свои дела лезешь, так еще и ведьмины чары применяешь? Без моего, к слову, согласия.

Она только моргнула. И поняв, что позволено ей будет ответить, сказала:

– Я… нечаянно.

– Еще скажи, что не понимала, что делаешь, – Святослав ткнул в лоб. – Или не способна контролировать. Если не способна, не справляешься, тогда придется дар ограничить.

Ведьма побелела.

И не то чтобы ограничительные браслеты могли повредить. Не ведьме.

Не взрослой ведьме.

Скорее, дело в самом факте их применения.

– Н-е н-надо…

– Думаешь? – Святослав позволил себе толику сомнений. – А мне кажется, что надо. Что ты со своими играми… ведь играешь, так?

Она только моргнула.

И из левого глаза слезинка выкатилась. Надо же, какая упертая ведьма.

– Не подействует. А будешь и дальше выкобениваться, точно жалобу подам, – предупредил Святослав. – Ты же не думаешь о последствиях. О том, чем твои игры закончиться могут. Скольким уже головы задурила?

Молчание.

– Я спрашиваю…

– И я тоже, – присоединился к просьбе тихий вкрадчивый голос. – Ну-ка, Аннушка, мне казалось, в тебе побольше ума, чем у Ниночки…

– Они сами!

– Сколько? – Святослав слегка надавил, и ведьмочка застонала. Жалобно. Только вот не помогло. Сожаления она не испытывала, как и раскаяния, одно лишь раздражение и отнюдь не на себя, на Святослава, на наставницу, на всех вокруг.

– Я жду.

– Д-двое… они сами… они… смотрели… хотели… я просто…

– Семейные?

– Д-двое…

Святослав кивнул и покосился на Савожицкую, которая позволила себе быть наблюдателем. Сама она выглядела усталой и, пожалуй, разочарованной.

– Уже собрались уходить? – уточнила она, постукивая карандашом по раскрытой ладони. – Или еще не дошло?

– Д-да… об-бещал… жениться. Обещали.

Слезы на глазах высохли.

– И ты бы пошла замуж? – поинтересовалась Савожицкая. – Нет, спрошу иначе. Кто?

– Ам-мельянов. И Сухоцкий. Из народного театра.

– Театр… да… помню… Амельянов у нас из простых, слесарь шестого разряда. На редкость рукастый человек. С женой своей двадцать лет прожил. Сколько у него детей? Трое? Осталось, было-то больше, но война… зато внуки пошли. Будет тебе кого понянчить, когда замуж пойдешь.

– Я? – вот теперь ужас ведьмы был настоящим.

Кажется, перспектива выходить за упомянутого Амельянова ее нисколько не вдохновляла.

– А что ты думаешь? За дела и отвечать надобно. Вот думаешь, что супруга его просто слезою умоется? К слову, я ее знаю. Нина Харитоновна, между прочим, женщина серьезная. Партторг на заводе. Не подумала, нет? И стало быть, развод она мужу, конечно, даст… кто ж не даст, но сперва по партийной линии вызовет и его, и тебя, чтоб ты, стало быть, рассказала, почему это вздумала семью рушить. Между прочим, ячейка общества.

Аннушка сглотнула.

А Святослав подумал, что ничего-то о наказаниях не знает.

– С другой стороны у нас кто? Васечка Сухоцкий… конечно, помоложе будет. Ему всего-то двадцать шесть. И детей у него нет. Зато имеется парализованная матушка, за которой пока его жена приглядывает. Но ты же не станешь перекладывать эту работу на постороннюю женщину? Младшенькие опять же… у Васечки семеро братьев и сестер. Меньшому – пять. Ты же помнишь Николашечку? Очень… подвижный мальчик.

– Нет.

– Дорогая моя, о последствиях думать надо. И если еще историю про большую любовь примут, то твое вот баловство… прежде помнишь, что с ведьмами делали? И ведь не из-за проклятий. Проклятия, если подумать, это пустяки. А вот то, что творишь ты и тебе подобные дуры, людей злит. Мне же этого не нужно.

Она обошла застывшую Аннушку, которой Святослав вернул способность двигаться. Вот только та не смела. Съежилась.