Небо для любимой - Джудит Мэлори

Мириам сидела в машине, вытирала слезы, размазывала дорогую косметику по лицу и пыталась успокоиться. Она говорила себе, что ей необходимо набрать домашний номер подруги, но не было сил даже дотянуться до сумочки и достать телефон. Руки дрожали и не слушались. Как, впрочем, и все тело. Мириам сидела в машине около получаса, но так и не отважилась выбраться из теплого салона под мелкий ночной дождь. От ее машины до подъезда дома, где жила подруга, бежать было ровно десять секунд, но ей это показалось целой вечность. И это расстояние для Мириам представлялось тем самым роковым мостом, который непременно за ней вспыхнет. Наконец девушка всхлипнула в последний раз, подрагивающей рукой нащупала в сумочке мобильный телефон и набрала номер Идэн.

Через минуту послышалось недовольное: «Алло»…

— Идэн, привет, это я. Я около твоего дома…

— Мириам, ты? — Голос в трубке моментально приобрел ясность и четкость. Это было примечательной чертой Идэн, она быстро приходила в себя, и ее практически нельзя было застать врасплох. — Что ты делаешь… Ох, конечно, поднимайся!

Мириам не почувствовала дождика, пока бежала до подъезда. В тот момент у нее были атрофированы все чувства.

А когда она вошла в лифт, к ней снова вернулся страх. В сумочке настойчиво зазвонил телефон. Мириам знала, что в такое время ей мог позвонить только один человек.

Дэвид.

Ее муж.

И она точно знала, что он скажет.

Нет! Она не хотела! Все, что можно было сказать друг другу, они уже сказали. Больше им нечего добавить. К чему говорить одни и те же слова? К чему снова и снова наступать на больную мозоль?

Лифт, казалось, двигался бесконечно долго. Мириам снова открыла глаза и стала напряженно следить, как мигают цифры… Два… три… Пять… Семь… С тихим шорохом двери лифта распахнулись, и она выбежала на площадку.

Идэн ждала ее у двери квартиры:

— Бог ты мой, Пресвятая Дева Мария и Аллах Всемогущий, вы только посмотрите на нее! — тотчас воскликнула она. — Ты видела себя? Что этот мерзавец с тобой сделал? А ну, заходи, заходи, сейчас мы во всем разберемся!

Мириам, чувствуя, что снова начинает дрожать, шмыгнула носом и прошла в уютную квартиру Идэн, которую та приобрела с полгода назад и которой ужасно гордилась.

— Что с тобой случилось? — Идэн не желала ждать и сразу перешла к делу.

— Почти ничего. Или сразу все. Я… Я не знаю, Идэн.

— Как это не знаешь? Ты себя в зеркале видела?

— Не кричи, Идэн, и, пожалуйста, не ругайся…

У Мириам был такой жалкий и потерянный вид, что подруга сбавила тон. От бессилия, тоски, отчаяния, что поселились в душе Мириам, она прислонилась к стене и почувствовала, что медленно съезжает на пол.

Идэн бросилась к ней.

— Мириам, ты что! Что с тобой? Мириам, да не молчи ты! Это Дэвид, да, он! Кто же еще! Он снова избил тебя, да?! Конечно, избил, о чем я только спрашиваю?! Да что ты, глупая, мотаешь головой!

Идэн подхватила подругу за плечи, не позволила упасть. Но говорить Мириам была не в состоянии, из горла вырывались лишь жалкие стоны.

А в сумочке все надрывался телефон.

Идэн провела Мириам в большую светлую комнату и усадила в глубокое кресло, а сама ринулась к мини-бару и плеснула приличную порцию мартини себе и подруге.

— Держи, и чтоб выпила все!

— Извини, не могу…

— Это еще почему? — воскликнула Идэн, но телефон по-прежнему продолжал надрываться, и она быстро переключилась на него, схватила сумочку, нашарила там мобильный и рявкнула:

— Да, я слушаю.

После нескольких секунд молчания, спокойный голос спросил:

— Она у тебя?

— Ах, Дэвид, здравствуй, мой родной, мой хороший. Кто тебе понадобился? — Голос Идэн не предвещал ничего хорошего, но мужчину, говорившего с ней, это заботило мало.

— Значит, у тебя, — сухая констатация факта. — Трубку не берет… Что ж… Передай ей, что я все равно достану и ее, и ее ублюдка.

Щелчок. И тишина.

Сначала Идэн молча уставилась на мобильный телефон, точно он позабыл ей объяснить что-то очень важное и срочное, потом медленно подняла красивое лицо, на котором глаза неправдоподобно расширились.

— Мириам?..

А Мириам сидела в кресле, поджав ноги и зажав рот руками. По бледным щекам привычно скользили капельки слез.

— Это Дэвид, он сказал… — Идэн не закончила, по-глупому заморгала ресницами, а потом тряхнула головой, прогоняя наваждение. — Он сказал, что достанет и тебя, и какого-то ублюдка! Что происходит? Я так понимаю, вы поругались? И не просто поругались, раз он снова тебя ударил… У меня просто нет слов… Но на этот раз все серьезно, да? Он что, выгнал тебя из дома? Неужели ты наконец поняла, что твой Дэвид — самый настоящий подонок, и нашла себе нормального мужика? Ни один уважающий себя мужик не поднимет на любимую жену руку, а он тебя бьет и уже не в первый раз! Мириам, ты меня слышишь?!

— Слышу.

— Тогда почему молчишь? Ты пришла ко мне в слезах и в синяках, а теперь сидишь и молчишь? Да что происходит?! В чем дело?

— Я беременна, — сказала Мириам.

Идэн рухнула в кресло, благо оно находилось прямо за ней. Траекторию приземления подруга рассчитала верно, знала, что делает.

— Как беременна? Ты беременна? — Сегодня она задавала чрезмерно много вопросов. — Мириам, прошу, нет, умоляю, скажи, что ты пошутила, что это не так!

Та беспомощно пожала плечами.

— Уже десять недель. Сегодня была у врача и делала УЗИ. Все верно. Через семь месяцев буду рожать.

— Нет, постой, такие новости нельзя сообщать в три часа ночи, человек не проснется еще никак! А я-то, глупая, подумала, что вы в очередной раз поругались… Так это Дэвид ребенка назвал ублюдком? Так получается?!

Сглотнув подступивший к горлу ком, Мириам медленно кивнула. Ей было не просто плохо. Ей было очень плохо. У нее болело не только избитое тело, но и душа.

Реакцию Идэн долго ждать не пришлось. Она разразилась нелицеприятной тирадой в отношении мужчин, всего мужского рода и одного субъекта, в частности. В основном это были непечатные выражения. Идэн вскочила с кресла и принялась расхаживать по комнате, а Мириам жалобно смотрела на нее.

Наконец Идэн утихомирилась. Она снова плюхнулась в кресло и потребовала:

— Рассказывай. Все. И по порядку. Видимо, я что-то упустила…

Конечно, упустила. Но об этом Мириам говорить не стала.

— А можно мне кофе, только некрепкого и с сахаром?