Майор и волшебница - Александр Бушков

Получилось так, что мой отдельный разведбат оказался отрезан от дивизии. Ненадолго, правда, и что радовало, отнюдь не немцами. На войне чего только не случается… По железнодорожному мосту, который быстро откатывавшиеся немцы не успели подорвать, прошли наши мотострелковые полки, два из четырех, штабы, связисты, артиллерийский полк. А потом по радио пришел приказ: всем остальным остановиться на обочине и пропустить вперед танковый корпус. Вот мы и оказались в условиях, воинскими уставами, в общем, не предусмотренных, – отрезаны от главных сил своими. Так что пришлось куковать на обочине: еще два полка, саперы, тыловые части и еще кое-какие подразделения, в том числе и мой разведбат. Зенитчикам, правда, нашлось дело: обе батареи поставили с нашей стороны у моста. Я со своего места не видел, что у них творится, но вряд ли они застыли в напряженной бдительности: весна сорок пятого, до Берлина не так уж далеко, и небо было прочно наше. Иногда только заявлялись мелкие пакостники: новейшие немецкие реактивные истребители, на которых из-за их скорости наши зенитные прицелы были не рассчитаны. Но особого вреда от них не было: налетали редко, бомбы сбрасывали мелкие – реактивный «мессершмитт» их мог взять не больше, чем обычный. Хорошо, что в сорок первом их не было, вот тогда бы показали кузькину мать…

Никакого раздражения из-за того, что застряли здесь надолго, не было: времени хватало, и мы успевали до темноты разместиться в том городишке, что нам отвели для расквартирования: там этих городишек было насыпано густо, прямо-таки как опят на пне, вот нашей дивизии и отвели такую россыпь – тем подразделениям, что оставались во втором эшелоне. Кто-то из высшего руководства рейха, то ли Гиммлер, то ли сам фюрер, дал отступавшим войскам приказ уничтожать все на своем пути, оставляя «красным» выжженную землю. Где-то это им удавалось: мы насмотрелись на разрушенное, сожженное и взорванное явно самими же немцами, на расстрелянную из пулеметов фермерскую скотину. И на висельников на ветвях деревьев и телеграфных столбах – кто-то в форме, кто-то в штатском (ухитрился где-то раздобыть, что его не спасло), и у каждого на груди аккуратная такая карточка с надписями типа: «Я дезертир», «Я предал фюрера и Великий рейх». Такая вот наглядная агитация, уж не знаю, как она действовала на тех, кто втихомолку думал, как бы единолично выйти из войны. Но из того района, где шла наша дивизия, немцы откатились так быстро, что практически ничего изничтожить не успели. Так что мы и не знали толком, где противник: авиаразведка, правда, доложила, что километрах примерно в двадцати – и, похоже, пытается там закрепиться.

В общем, приятно было посмотреть, как прет лавиной броневая силища – это вам не сорок первый год… Где-то там, впереди, километрах в десяти отсюда, и должны были встать эти танки и САУ и зарыться в землю два полка «царицы полей» нашей дивизии с артполком.

(Интересно, что у немцев пехота именовалась точно так же. Вася Тычко пару месяцев назад притащил мне вместительную фарфоровую кружку с военной символикой, там серо-черной краской были нарисованы солдаты, наградной пехотный знак за штурмовые атаки и написано то же самое: «Царица полей». Все правильно: любая техника, самая грозная, только развивает успех, а закреплять его, занимать территории всегда приходится «царице полей».)

Единственное, что притомляло, – скука. Из машины я прекрасно видел дорогу, делавшую в этом месте огромную петлю, – и, судя по тому, сколько там еще пылило брони, куковать нам здесь не меньше часа. Есть никому не хотелось (а выпить в таких условиях не больно-то и выпьешь), как Вася ни старался, не удавалось поймать по радио какую-нибудь веселую музыку. Вот и курили лениво, опустив все стекла машины до упора.

Вот и бездельничали на довольно широкой околице, между железной дорогой, лесом и зарослями какого-то кустарника, местами довольно близко подходившими к дороге. Не так уж далеко – по европейским меркам, располагались предгорья Гарца, и леса здесь были, на мой взгляд сибиряка, настоящие: густые, диковатые, с зарослями кустарника между деревьями. Ничего похожего на ухоженные, чистенькие леса, которых мы насмотрелись по пути: прилизанные, подлесок убран, хоть пляши, каждое дерево пронумеровано раскаленным клеймом, своей цифиркой.

Оттого, что здешние леса ничуть не походили на те, я и выставил на опушке, во всю длину нашего случайного расположения, цепочку часовых. На всякий случай. Кое-где и наши и противник изрядно перемешались, в таком вот лесу вполне мог оказаться отряд немцев – пусть без танков, они там не прошли бы, но все же достаточно крупный, чтобы хватило дури на нас напасть.

Ну а я с шофером Кузьмичом и ординарцем Васей Тычко просиживал в моем «Опель-Адмирале». Ага, мне волей случая досталась эта роскошная машинка, совсем не по чину простому майору, у которого ее запросто мог отобрать проезжий генерал, а то и проезжий полковник. Ну, так уж мне свезло. Месяц назад взяли мы без серьезных боев городок покрупнее, чем та «россыпь», что ждала нас за рекой, мои ребята наткнулись там на гараж, где стояла целехонькая дюжина таких вот красавцев: там помещался, по нашим меркам, обком их собачьей партии (сам город, снова по нашим меркам, был областным центром). Машины они, как оказалось, бросили оттого, что не было бензина. И ничего не наломали, надо полагать, оттого, что драпали в величайшей спешке – что с них взять, партийцы; солдаты, несмотря на спешку, гараж бы непременно из вредности подожгли – так не доставайся же ты никому…

Ну, у нас-то бензин был, и свой, и с немецких складов ГСМ, которые они тоже поджечь не успели, – очень уж быстро мы их оттуда вышибли, и укрепиться как следует они не успели… Нежданные трофеи делили не самодеятельно, а по указанию начальства: одна пошла командиру дивизии, одна – начштаба дивизии, и еще пять – штабу же, одна главному смершевцу дивизии, три командирам полков, а последнюю комдив распорядился отдать мне. Учел специфику службы: мне гораздо чаще, чем другим командирам, приходилось мотаться по самым разным подразделениям, иногда далеко разбросанным. А «Виллис» мой неделю назад попал под бомбежку (хорошо еще, стоял пустой и Кузьмича там не было), а свободного не нашлось, всем нужны. Иногда на войне очень замысловато делили самые разнообразные трофеи…

Место было скучное. Поезд остался на рельсах, но весь иссечен осколками и пробоинами – ну конечно, сталинские соколы перехватили. Двери всех вагонов распахнуты настежь, и никакого барахла возле них не валяется: эшелон, похоже, вез что-то нужное в хозяйстве, и тут аккуратно поработала трофейная команда.

Справа, не так уж и далеко, метрах в двадцати от нас, картина столь же неинтересная – человек с полсотни беженцев, этакий цыганский табор. Эка невидаль, насмотрелись… Судя по тому, что держались они, в общем, спокойно, значит, мы были не первыми советскими солдатами, с которыми они сталкивались, и особых обид от «красных» они пока что не видели.