Штурмуя небеса. ЛСД и американская мечта - Джей Стивенс

Ночью дождь и туман ушли в глубь материка. К утру небо прояснилось. С вершины Ноб-Хилла стали отчетливо видны плавучие дома в Сосалито. Мерцал вдали подернутый дымкой Марин.

Теплело. Наступал один из тех прекрасных зимних дней, когда буквально за несколько часов температура вдруг резко поднимается и на Сан-Франциско наваливается почти тропическая жара. На площадках для игры в гольф толпится народ, бухта запружена кораблями. В такой день можно, захватив детей, отправиться на машине в Сан-Симеон, чтобы наконец посетить баронское имение Рэндольфа Херста.[1]И это самая подходящая погода, чтобы достать спрятанный с лета купальный костюм и позагорать — большинство студентов в Сан-Франциско так и делали.

"Make love, not war": Типичная сценка из жизни парка «Золотые Ворота» летом 1966

Была суббота, 14 января 1967 года. Среди загоравших на пляже прошел слух, что назавтра в парке состоится нечто крайне любопытное, необычная тусовка с экстравагантным названием «Встреча племен на первом общечеловеческом собрании друзей».

Речь шла о парке «Золотые Ворота». Это был величественный парк, построенный в последние десятилетия девятнадцатого века. Тут можно было найти все, что душе угодно, — музеи, озера, велосипедные дорожки, бассейн для прыжков в воду, загон, где отдыхало стадо бизонов, и даже японский садик. В выходные парк обычно походил на современный вариант грандиозного полотна Жоржа Сера[2]«Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт». Правда, за последние несколько месяцев атмосфера здесь немного изменилась. Неподалеку, вверх по улице, располагался квартал Хэйт-Эшбери, родина хиппи. И хиппи, не обремененные протестантской моралью, вели себя в парке, словно у себя дома.

Их можно было встретить повсюду: они просили милостыню, пели, разыгрывали небольшие импровизированные представления, которые никому, кроме них самих, не были понятны. Они превратили ничем не примечательный склон рядом с теннисным кортом в место постоянных «лавин» (занятий любовью), хотя в те невинные дни этого названия еще не существовало. Действительно, что там можно увидеть, играя в теннис на корте — между подачей мяча и ударом с лёта? Разве что некое колыхание людской толпы. Если бы на вашем месте оказался европеец, он, впечатленный разноцветными одеждами хиппи и тем, как они радостно, не обращая ни на кого внимания, занимались собственными делами, возможно, принял бы их за цыганский табор. И во многом, особенно в том, что касается внешнего вида, он был бы прав. Но в действительности, эти молодые люди, развалившиеся на траве в парке «Золотые Ворота», принадлежали к высшим слоям американского общества. Хотя по их собственному определению они не признавали ценностей старого общества. Они, как дети, не желали иметь ничего общего с современной культурой взрослых. Именно этому был посвящен праздник «встречи племен»: отказу от традиций. И, кроме того, это был первый шаг к построению альтернативного общества.

Хотя слухи о «собрании друзей» витали в воздухе Хэйт-Эш-бери не один месяц, концепция его проведения выкристаллизовалась только в последние несколько недель. В газеты были посланы заметки, освещающие это эпохальное событие. «Верите ли вы Тимоти Лири[3]и Марио Савио?[4]» — с энтузиазмом вопрошал сан-францисский «Оракль», любимая газета хиппи.

Аллену Гинсбергу[5]и Джеку Вайнбергу?[6]Лао-Цзы и Спартаку? Политические активисты из Беркли присоединятся к хиппи Сан-Франциско в празднике любви, чтобы развеять последние остатки скептицизма и недоверия.

«Барб», газета активистов из Беркли, восторженно вторила:

Когда политические активисты из Беркли и поколение любви из Хэйт-Эшбери, а также тысячи молодых парней и девушек со всех штатов страны заключат друг друга в объятия на «встрече племен» на поле для игры в поло в сан-фран-цисском парке «Золотые Ворота», духовную революцию молено будет считать свершившимся фактом. Вместе мы добьемся морального и духовного очищения всей страны! Солнечные лучи прогонят страх и рассеят мглу невежества. Власть и богатство исчезнут навсегда…

Добавьте к этому тысячи постеров. Вместо обычных объявлений о выступлениях рок-групп с афиш на вас с блаженным видом смотрел бородатый индусский святой или индеец, сжимающий в руках гитару вместо винтовки.

Почтенные обыватели обсуждали, что означает термин «встреча племен». Они были всерьез обеспокоены, что за чертовщина творится в их прекрасном городе.

Неужели в городе скоро появятся толпы индейцев, готовых выйти на тропу войны?

«Что за чертовщина?» — этот вопрос беспокоил многих американцев в напряженные первые месяцы 1967 года. В отличие от обычных национальных кризисов, с экономикой было все в порядке. ВНП вырос на треть в первую половину десятилетия и продолжал расти дальше. Уолл-стрит находился в начальной фазе того, что позже назовут «Годами Большого Подъема». На бирже все говорили об объединении и совместной деятельности. За исключением расовых неурядиц и небольших разногласий в области индокитайской политики, внутри страны дела шли хорошо. «Новые рубежи»[7]плавно перетекали в «Великое общество». Эл Би Джей[8]за время своего президентства доказал, что он гораздо лучше умеет убеждать других, чем Джи Эф Кей.[9]В умах либеральной интеллигенции воцарилась надежда, что мы, возможно впервые в истории, приближаемся к материально обеспеченному бесклассовому обществу, что делало марксистскую критику устаревшей. Сеймур Мартин Липсет[10]в «Политическом человеке» авторитетно заявлял, что «победа Запада означает утрату влияния во внутренней политике тех представителей интеллигенции, которые опираются на идеологические или утопические мировоззрения».