Триумф блицкрига - Герман Романов

Москва

(3 октября 1993 года)

— Все… Надо бросать курить… Иначе не убегу… В следующий раз…

Парень в заляпанном грязью танковом комбинезоне оперся на руки и встал на карачки, мотая головой, как загнанная лошадь. Черная жижа хлюпнула под молодым и сильным телом, и беглец машинально отер ладонь о рукав. Поведя плечом, он скинул с него автомат и хрипло рассмеялся:

— Ха-ха! Ну, это надо же, как же я «калаш»-то не потерял! Драпал так, что не помню толком куда…

Беглец осекся и огляделся по сторонам. Над гладью знакомого пруда, днем зелено-голубого, а сейчас, в эту суматошную ночь, темно-свинцового, светила луна. Где-то далеко за спиной слышалась беспорядочная автоматная стрельба и глухо хлопали взрывы.

— Вовремя ты, Андрей Иванович, смылся. Голова твоя еще думает, товарищ гвардии старший сержант! — парень похлопал себя грязной ладонью по коротко стриженным русым волосам. — Революцию затеяли, понимаешь ты… Мать вашу! На спецназ мамаевой ордой поперлись и получили по самое не могу! Стратеги, мля!

Ругань немного приободрила Андрея, и он, выбрав относительно сухое местечко, уселся на чуть пожухшую, но еще зеленую траву. Дрожащими пальцами извлек из кармана измятую пачку «Арктики», вытянул зубами сигарету, щелкнул зажигалкой, несколько раз судорожно затянулся сладким табачным дымком и лишь потом принялся размышлять…

День начинался хорошо — пара автоматных очередей в воздух, и милицейское оцепление вокруг Белого дома моментально испарилось, оставив после себя брошенные на бегу щиты, каски и резиновые «демократизаторы».

Затем взяли штурмом мэрию — разогнали всяких там мэров, пэров и прочих хренов. Душа воспарила в предчувствии победы, когда на автобусах и грузовиках ополченцы Верховного Совета двинулись на «Останкино», дабы взять в свои руки телевидение и обратиться к народу.

Достали всех реформы ЕБН, от которых народ обнищал вконец, лишь для чиновников, бизнесменов и бандитов, причем не понять, кто есть кто из них, это была растянувшаяся уже на несколько лет вожделенная масленица.

— Твою мать! Как же мы лопухнулись! — Андрей Родионов глухо выругался.

Даже его небольшого боевого опыта наводчика танка Т-62, полученного в последний год афганской войны, хватило, чтобы понять, что так объекты не штурмуют. Приперлись табором, народ с бору по сосенке, все командуют, кричат и суетятся. Анархия, твою душу мать! Та, которая за порядок.

Понимать это — он понимал, но вот изменить ситуацию было не в его силах. Попрыгали, побесились — а в здании притаился спецназ. Хорошо так укрепился, заблаговременно, расставив пулеметы и выжидая удобный момент. И влупили очередями — на этом штурм для него и окончился, началось бегство.

— И что теперь тебе делать, студент? — сам себе задал вопрос Андрей и закурил вторую сигарету.

Криво усмехнулся — вариантов было только два. В первом разум прямо-таки кричал, что дело швах и надо спасать свою драгоценную шкуру, которую могут продырявить. Спрятать автомат и как-нибудь приспособиться к новым реалиям капиталистического бытия.

За второй вариант ратовала душа, и то, дрожа изрядно — снова бежать, вдругорядь бросить своих, ему не позволяла совесть. Возвратиться в Белый дом и ждать вместе с ними конца. Что восстание будет подавлено, он теперь не сомневался. И скоро — президент просто выжидал удобный момент, чтобы спровоцировать и раздавить затем оппонентов. А сил у него намного больше, и «баксов» немерено — а за такое бабло немало найдется желающих пострелять из пушек по зданию парламента.

— Кажись, все, — Андрей сплюнул на траву — стрельба у телецентра почти прекратилась, и кто одержал победу в схватке, было и ежу понятно. Не может вооруженная толпа со спецназом на равных воевать, даже если ее в десять раз больше.

— Суки червивые! — он хрипло выругался и поднялся с травы. Отщелкнул рожок и заглянул — остался только один патрон.

«Не повоюешь уже, зато застрелиться можно. Вот только зачем пускать себе пулю в лоб?! Надо возвращаться в Белый дом и там разжиться патронами. И повоевать хорошо! Чего бояться?! Семьи нет, не обзавелся, обшарпанная общага, нищенская стипендия. А так хоть совесть чиста будет — не сидеть же сиднем у темной глади останкинского пруда».

Окончательно решившись, Андрей поднялся с травы, с нарочитой лихостью закинув на плечо автомат. Но вначале не помешало бы помыться, вот только пить водицу из пруда не рекомендуется — как говорят, Минздрав предупреждает.

Он посмотрел на свинцовую гладь — она не просто притягивала взгляд, вода прямо всасывала его душу. Хотелось разбежаться и прыгнуть, да так, чтобы брызги во все стороны полетели.

Но внезапная вспышка безумия тут же сменилась ледяным холодом, по спине пробежали острые иглы. Такое ощущение бывает, когда в спину настороженно смотрит беспощадное зево крупнокалиберного пулемета с заправленной лентой. Андрей круто повернулся, стряхивая с плеча автомат.

В трех метрах стояла сгорбленная женская фигура в черном балахоне, с наброшенным на голову капюшоном. От нее исходило темное свечение, видимое даже в ночи. И тут же нахлынул страх, вернее ужас.

— «Черная старушка»! — непроизвольно вскрикнув, он попятился, лязгая зубами. Андрей не верил раньше в кошмарную легенду останкинских прудов, и вот она, стоит перед ним. Рука мгновенно стала свинцовой — такая тяжесть налилась, что автомат не поднять.

Ноги непроизвольно шагнули назад, проскользнули по траве, сержант почувствовал, что падает на спину. И тут же вода обожгла его тело жаром, будто это горячий пар, а не холодный осенний пруд. От боли он закричал, в мозгу взорвался огненный шар, и тут же разум поглотила темнота…

«Фельзеннест»

Тело чувствовало приятную обволакивающую теплоту, расслабляющую, такую, как он любил, у себя дома, в маминой ванне, и журчание воды, льющейся из крана. Именно этот звук и пробудил сознание, Андрей открыл глаза, с трудом подняв веки.

— Так я жив?! — с удивлением пробормотал он, понимая, что лежит в допотопной, старинной ванне с горячей водой. И тут же вспомнил все события вчерашнего дня — неудачный штурм «Останкино», стрельба спецназовцев по обезумевшим людям, суматошное бегство с хрипением в легких и накативший ужас от появления «черной старушки».

Помимо воли ледяная дрожь пробежала по молодому телу, и Андрей непроизвольно дернул ногой — вода в ванне на секунду показалась ему не теплее родниковой. Он помнил, как упал в холодную гладь пруда, и вспыхнуло в его глазах солнце, как закричал от боли. И все… Память словно отрезало, оставив безотчетный ужас.