Экипаж машины боевой - Виталий Кривенко

Главное, что я хотел выразить в этом рассказе, так это те мелкие детали, которые происходили во взаимоотношениях между военнослужащими, сам диалог общения между ними, и постарался это выразить в более простой для понимания форме.

То, что здесь описано, отчасти можно считать плодом моего воображения. Хотя, в общем, события эти происходили на самом деле. Но происходили они не в той последовательности, в которой написаны. Многое я почерпнул из своих воспоминаний, некоторые вещи из рассказов пацанов с других подразделений.

По прошествии времени многие детали, конечно же, стерлись из памяти, и поэтому мне пришлось немного напрячь свое воображение, хотя большого труда это не составляло, потому что я был там, и знаю не понаслышке про службу в Афгане.

Это рассказ о службе одного экипажа БТРа пехотной роты в провинции Герат. Многие фразы из диалогов я напечатал по их созвучию, а не так, как они должны быть в грамматическом написании. Попадаются и некорректные выражения, но это, извините, лишь капля в море, и если излагать полный диалог, то в этом случае прилично выглядеть будут лишь знаки препинания.

Отжившие век свой,

на лестницу в небо,

проходят с парадного входа.

А нас, совсем юных,

сквозь пламя Афгана

впускали из черного хода.

Я уже часа два торчал в оружейке, и от безделья швырял штык– нож в деревянный столб.

Было начало июня 1987 года, и до дембеля оставалось еще два месяца.

Нас – дембелей – почти всех оставили до августа, так как не пришла замена из Союза, а те, что пришли, были еще желторотыми «чижами» и на боевые действия их первое время брать было нежелательно.

А мне уже было на все наплевать: быстрее бы в Союз, и ничто другое в голову не лезло.

Недавно вышел приказ «дембелей на боевые действия не привлекать». А все потому, что много писем приходит в министерство обороны от родителей, которые просят объяснить им одну вещь – почему они получают письма от сыновей, в которых те пишут: ждите, через неделю или месяц приеду, родители уже в надежде ждут со дня на день сына домой, и вдруг вместо сына приходит цинковый гроб?

Приказ приказом, а из-за нехватки людей приказ этот, мягко говоря, обходили, да и дембеля не возражали: надо так надо, мы так воспитаны, да и время в рейде быстрей идет.

В полку мы находились около недели, но скука уже одолела, и хотелось махнуть куда-нибудь в рейд, только бы подальше от полка и надоевших нарядов и караулов. Наряды-караулы тащишь через день, пока находишься в полку между боевыми операциями, если, конечно, рота не находится на пятнадцатиминутной готовности. А если рота находится на пятнадцатиминутной готовности, тогда ты вообще как прикованный, и отлучаешься от расположения роты только на расстояние слышимости. И если прозвучала команда «рота тревога!», то бросай все и со всех ног лети в оружейку, хватай автомат и патроны и бегом к машинам. А в соседнем полку, что находился в двух километрах от нас, караул не менялся уже две недели, днем они спали на постах, а ночью несли службу. Так что у нас было еще по-божески, за сутки между караулом или нарядом можно было какие– то свои движения сделать.

В оружейку вошел Хасан, наш замкомвзвода, родом он был из Таджикистана, но по-русски говорил свободно, хотя и с заметным акцентом. Настоящее имя его было Хусейн, но я называл его Хасан, так созвучней, он не возражал, а со временем и все стали его так называть. Характер у него был дерзкий, и он не любил ни в чем никому уступать, хотя иногда был и не прав. Хасан говорил на всех азиатских языках, с духами базарил свободно, и частенько его применяли как переводчика, если вдруг возникали трудности в общении с коренным населением.

У меня с ним сложились больше чем хорошие отношения, и я с уверенностью мог сказать, что Хасан был моим другом. Я, бывало, частенько с ним спорил по разной мелочи, но делал это ради хохмы, мне нравилось по «раскумарке» подразнить его, он воспринимал любой спор с неподдельной серьезностью, и было прикольно за ним в этот момент наблюдать.

Я посмотрел на него и спросил:

– Чего скажешь, Хасан?

– Сразу после обеда, наверно, выезжаем в рейд, а может быть раньше, так что готовь свое отделение, – ответил он.

– Да ну, неужели?! А кто тебе сказал такое? – с довольным удивлением спросил я.

– К ротному заходил комбат, они о чем– то там базарили, потом ротный мне сказал, чтоб готовились.

– Ну, наконец то, а то я уже запарился. А куда махнем, ротный не сказал?

– Вроде в старый город, да ротный сам толком еще не знает.

Старый город был для нас печально знакомым местом, частенько там приходилось бывать и кое– чего получать. Одна сторона города была советская, другая духовская, даже мосты через речку, которая протекала по окраине города, были у каждого свой. Наш был железобетонный, который примыкал к бетонке, а у духов глиняный, старинной конструкции, который находился на стороне старого города.

По старому городу мы постоянно наносили артиллерийские удары и периодически прорабатывали его авиацией, происходило это и днем и ночью, и казалось, что там уже не может быть ничего живого. Но стоило только нашим военным туда сунуться, как обязательно они нарывались на засаду, а про мины и разговору нет, их там было понатыкано везде и всюду.

Мы с Хасаном вышли из оружейки и направились к себе в палатку.

Полк наш вошел в Афган в 1985 году, и личный состав располагался в палатках, в общем, до сих пор полк находился в полевых условиях, модульными были штаб, санчасть, магазин и частично офицерские казармы. Частично потому, что многие офицеры младшего состава жили также как и солдаты в палатках. Оружейки с оружием и боеприпасами тоже находились в палатках, в палатках находились склады и столовые, в общем, эдакий палаточный городок.

Подходя к нашей палатке, я увидел невдалеке Серегу из батальонной разведки, и окликнул его:

– Серый! Иди сюда, сказать что-то надо.

Он медленно направился к нам, подойдя, поздоровался и спросил с растяжкой так:

– Ну, ч-е-е?

– Едрена мать, а накурился ты, как удав, – сказал я ему и спросил: – Чарс есть?

– Да, есть тут кропалек от лепешки.

– Ну так дай немного, а то сам нахапался и плаваешь между палаток.

– На вот, бери весь, у меня в парке есть еще.

Он достал из кармана кусок от лепешки и протянул нам.

– Ну, ни фига себе кропалек, здесь почти пол лепешки, – удивился я, и протянул чарс Хасану.

– Хасан, на, забей косяк в оружейке, а я сейчас подойду, мне тут надо кое-что сказать доблестной разведке.