О любви и не только - Людмила Каштанова

Людмила Каштанова

О любви и не только

Баба Шура

He хотела баба Шура, умирать со своей тайной. Хранила её ото всех, мучаясь и страдая. Когда ей было уже за 80 лет — стала прибаливать. То спину скрутит, то сердце кольнет, а то и просто нездоровится. И лежит она тогда день. Нету силы ни в руках, ни в ногах. Вот тут-то и начинают одолевать воспоминания и плохие, и хорошие. И только с Тишкой, с котом, советуется. Ну, кому же открыться, облегчить душу. А он лишь щурит свои желтые глаза и мурлыкает на своем кошачьем, подсказывает. Но баба Шура не догадывалась. Пока не догадывалась…

Жила она всю жизнь в красивом зеленом поселке, где дома ещё были с палисадниками, а в них цвели цветы прямо оранжереей под окнами. Родители её, тоже здесь родились. Выросли, полюбили друг друга, поженились. Построили дом, мечтали иметь много детишек. И Бог не обидел. Родилось у них четверо: две девочки и два мальчика. Шура была младшая. А когда выросла — все говорили: «Как же на мать похожа — копия Зинки». А мама и вправду была красавица. Много на нее ребят заглядывалось: и женатые глазели, втайне от жен. Высокая, статная, с черной упругой косой. А глазища синие-синие, как небо осеннее. Взглянет — аж, мороз по коже.

«Вот красотища!» — говорили бабы с завистью, оборачиваясь ей вслед. А мужа она выбрала по красоте не завидного, но зато работящего и понимающего. Верил он своей жене, понимая, что с такой красотой верность не каждой дается, а она была ему благодарна. И жили они душа в душу.

Так и шло время. Дети старшие выросли и разъехались, и Шура заканчивала школу. Уже скоро и женихаться начнет. Любила она ходить на речку, смотреть на воду. Сядет на берегу, обхватит коленки и смотрит, как водица бежит, переливается. А сама Шура — мечтает. Когда была поменьше, думала: «Вырасту — буду почтальоном! Вот как тетя Дуся с соседней улицы, буду приносить только хорошие весточки. Люди же всегда ждут писем, как баба Галя — всё ждет от сына, ну хоть бы пару слов написал, а он не пишет». А она, Шура, однажды принесет ей письмо и как закричит радостно: «Вам письмо от сына!» Бабуля от счастья начнет руками прихлопывать, слёзы вытирать — руки дрожат, не может конверт вскрыть. Шура и откроет, и почитает. А у сына всё хорошо, пишет: «Жди, мать, в гости». И подхватится, на радостях, баба Галя, забыв про больные ноги. Побежит в дом, и вынесет вот такую шоколадку! С размерами Шура никак не могла определиться. Ну, пусть будет побольше, радость-то большая.

Когда стала постарше, думала: «Выучусь на шофера, буду крутить баранку, и все будут говорить: «Смотрите — это же Шурка едет!» А она нажмет на тормоза, остановит машину и так снисходительно скажет: «Ну, давайте, прокачу!» Особенно будет злиться Петька-задавака. Все сядут, а он повернется и уйдет.

Много чего ей представлялось. Только не замечала, как родители стали стареть. Шура уже школу закончила, училась в техникуме, помогала маме по хозяйству. А потом бежала на свое любимое место на речку и снова мечтала: «Выйду замуж только за красивого, чтобы завидовали: вот Шура, сама красавица и мужа себе такого же выбрала».

Был у них в поселке такой красавчик. Девчонки за ним по пятам ходили. А Шура даже особых усилий не прикладывала: только взглянет своими глазищами небесного цвета, так он и дар речи теряет. Ещё пару раз взглянула — и забыл он про всех своих девчонок. Только о ней одной и думает. А Шура ходит высокая, статная. Косу свою распустит, и глазища синие-синие. Глаз не отвести. Так они и поженились. Она лишь потом поняла — что не любила Фёдора, так звали мужа. Просто исполнилась её задумка. Родители его и её помогли купить дом, да так повезло — рядом с речкой. А тут недалеко и Шурино место, куда любила ходить и мечтать.

Уже прошло четыре года её замужества, но детей не было. А она очень хотела девочку, с такими же глазами и с косой до пояса: черной, упругой, как у них с мамой. А мужу — лишь бы она была рядом.

Выбирала время добежать до родителей. Вот уж год как отец слег и не вставал. Мама ещё держалась, но у Шуры наворачивались слезы, уходила с тяжелым сердцем. К весне отца не стало. Дом осиротел, и мамины глаза уже не были цвета неба, в них появилась тоска и печаль. А весна наступала, невзирая на людские беды и невзгоды. Яркие лучи заглядывали в окошки, таял последний снег. И вскоре лёд на реке тронулся.

Она любила смотреть на это мощное, серое движение глыб льда. Нагромождаясь друг на друга, с грохотом и треском, они плыли в мутной весенней воде, заставляя чувствовать мощь такой стихии и страх перед ней.

Однажды, придя на реку, Шура увидела на своем месте незнакомца. Он сидел, поддерживая рукой голову, был задумчив и не услышал, как она подошла. Уходить не хотелось и она, не ожидая от себя такой смелости, сказала:

— Здрастье. Вы сидите на моем месте, — и добавила — любимом.

Он обернулся. Внимательно посмотрел на нее и ответил:

Я подвинусь, садись рядом.

И она села. Как-то легко завязался разговор. Два часа пролетело незаметно. Звали его Тимур. Приехал к тёте, она одинокая, а ему её жалко. Шура слушала его, и так легко ей было, как будто знала его уже не одну жизнь. Просто когда-то расстались, а теперь встретились.

Красавцем он не был. Обычные черты лица. А душа её раскрылась, будто была она в клетке, а тут взяли да выпустили. И глаза заблестели, и щеки зарумянились. А он как-то очень буднично предложил:

А ты приходи завтра. Придешь?

Она, чуть заметно, кивнула и, не поворачиваясь, поспешила к дому.

Другая у Шуры складывалась жизнь, не как у родителей. Полюбила она Тимура. Полюбила его, может, за молчаливость, а, может, что не уделял ей столько времени и нежных слов не говорил. Но, главное, что любила она. А он, как будто, не замечал и красоты. Шуру это злило и ещё больше к нему тянуло. Вот от такой любви и родила она сына. Как же муж Федор