Дикие мальчики. Книга мертвых - Уильям Сьюард Берроуз

Камера – глаз стервятника, кружащего над недостроенными обшарпанными домами из плитняка на окраине Мехико.

Пятиэтажка без стен без лестниц… бездомные построили времянки… этажи соединяются приставными лестницами… лают собаки, пищат цыплята, мальчик на крыше делает жест будто мастурбирует, когда камера проплывает мимо.

Приближаясь к земле мы видим тень наших крыльев, сухие подвалы удушенные чертополохом, ржавые железные прутья пробивающиеся словно металлические растения сквозь растрескавшийся бетон, разбитую бутылку на солнце, цветные комиксы заляпанные говном, мальчика-индейца с торчащими коленками возле стены он жует апельсин посыпанный красным перцем.

Камера медленно обводит многоквартирный дом из красного кирпича облепленный балконами, на которых болтаются яркие сутенерские рубашки ярко-красные, желтые, розовые, словно знамена средневековой крепости. На балконах мы мельком замечаем цветы, собак, кошек, цыплят, козу на привязи, обезьяну, игуану. Vecinos[1]свешиваются с балконов обменяться сплетнями, растительным маслом, керосином и сахаром. Старый простонародный сюжет разыгрываемый год за годом сменными статистами.

Камера быстро переходит к верхним этажам здания, где два балкона смотрят в небо. Балконы расположены не точно один над другим, верхний чуть отступает вглубь. Здесь камера останавливается… СНЯТО.

Яркое ветреное утро в небе полумесяц цвета голубого фарфора. Maricon[2]Хоселито сын Тетушки Долорес, прислонил зеркало к баку для дождевой воды и сбривает длинные шелковистые волосы на груди на утреннем ветру напевая «NO PEGAN A MIO» («НЕ БЕЙ МЕНЯ»).

Это невыносимый звук, заставляющий звенеть ложки на чайных блюдцах и дрожать оконные стекла. Vecinos недовольно ворчат.

– Es el puto qie canta. ("Это поет педик").

– Сын Долорес. – Она крестится.

Молодой человек сердито отпихивает жену.

– No puedo con eso puto cantando ("не выношу, когда поет этот педик").

– Сын Долорес. У нее дурной глаз.

Лицо Хоселито поющего "NO PEGAN A MIO" проецируется на стену в каждой комнате.

В кадре старый паралитик и в нескольких дюймах от его лица – лицо Хоселито орущего "NO PEGAN A MIO".

– Не забывай, что он сын Долорес.

– И один из "котят" Лолы.

Тетушка Долорес – старуха держащая киоск с газетами и табаком. Нет сомнений: сыночка ей заделал кто-то из клиентов.

На верхнем балконе Эсперанса только что спустившаяся с гор потому что ее мужа и всех братьев посадили в тюрьму за то, что выращивали опиумный мак. Это дебелая женщина с борцовскими ручищами и неизменно злобным оскалом. Она перегибается через стенку балкона.

– Puto grosero, tus chingoa de pelos nos soplan en la cocina. ("Грязный педик, твои сраные волосы летят нам в еду").

В кадре волосы падающие в суп и посыпающие омлет словно специи.

Эпитет "grosero" – это слишком для Хоселито. В смятении он порезал грудь. Зажимает рану с манерным ужасом словно умирающий святой на картине Эль Греко. Ахает "Mamacita"[3]и валится на красные плитки балкона роняя капли крови.

Тут уж тетушка Долорес вынуждена покинуть свое логово под лестницей, крысиное гнездо из старых газет и журналов. Ее дурные глаза отмечены в сложном календаре, этими расчетами она часами занимается каждую ночь когда устроившись в гнезде пыхтит пищит хихикает и делает пометки в блокнотах наваленных у кровати вперемешку с журналами по астрологии… "Завтра мое полуденное око будет в самой силе"… Таблица ее силы так точна что она должна знать день час минуту и секунду чтобы быть уверенной какой глаз господствует для этого она носит с собой на ремешках и цепочках целый набор будильников, наручных и солнечных часов. Она может заставить глаза делать две разные вещи один вращается по часовой стрелке а другой против или может вывалить удерживаемый воспаленными красными жилами глаз на щеку в то время как другой погружается в загадочную серую щель. Недавно она выдала расписание для "ojos dulces" ("добрых глаз") и заслужила некоторую известность как целительница хотя дядюшка Матэ говорит, что предпочтет десяток ее дурных глаз одному доброму. Но он – ожесточившийся старик живущий прошлым.

Долорес – похожая на орудийную башню отменная боевая машина, зависящая от отсчета долей секунды и отражательного зеркала киоска, лучше держаться от нее подальше.

Появляется американский турист. Он считает себя хорошим парнем но когда смотрится в зеркало чтобы побрить этого хорошего парня вынужден признать: "чего уж, другие люди не похожи на меня да и я их не очень-то люблю". От этого он испытывает чувство вины перед другими. Тетушка Долорес еще сильнее напускает на себя злую личину и разглядывает его с каменным неодобрением.

– Buenas dias senorita.

– Desea algo?

– Si… Tribune… Tribune americano…[4]

Молча поджав губы она складывает "Геральд Трибьюн" и протягивает ему. Стараясь не обращать внимания на то что эта женщина делает со своими глазами, он шарит в поисках мелочи. Неожиданно его рука выскакивает из кармана рассыпая монеты по мостовой. Он нагибается за ними.

Ребенок протягивает ему монетку.

– Gracias… Gracias.

Ребенок смотрит на него с холодной ненавистью. Он стоит с монетами в ладони.

– Es cuanto?

– Setenta centavos.[5]

Он протягивает ей песо. Она опускает монету в ящик и бросает ему сдачу.

– Gracias… Gracias…

Она смотрит на него ледяным взглядом. Он ковыляет прочь. Отойдя на полквартала он выкрикивает:

– Я УБЬЮ ЭТУ СТАРУЮ СУКУ!

Он делает вид, что боксирует с кем-то и целится из пистолетов. Люди останавливаются и глазеют.

Ребятишки глядят ему вслед:

– Сукин сын мериканец псих.

Не очень решительно подходит полицейский.

– Senor oiga…

– СТАРАЯ СУКА… СТАРАЯ СУКА…

Он разражается дикой бранью в красном тумане кровавые сопли на рубашке.