Не сдохни! Еда в борьбе за жизнь - Майкл Грегер

Все началось с моей бабушки.

Я был еще ребенком, когда врачи отправили ее домой в инвалидной коляске – отправили умирать. От болезни сердца в последней стадии. Ей сделали уже столько шунтирований, что хирурги исчерпали все возможности, рубцы после каждой операции на открытом сердце грозили осложнением при следующей операции – и так до тех пор, пока ситуация не стала патовой. Бабушке, приговоренной к инвалидному креслу с болью в груди, сказали, что вариантов больше нет. Ей было чуть за 65.

Многие дети мечтают стать врачами, когда вырастут, потому что видят, как их близкие болеют или даже умирают. Но у меня вышло наоборот: я наблюдал за тем, как бабушке становится все лучше и лучше.

Вскоре после того как бабушку выписали из больницы, чтобы последние дни она провела дома, в одном из выпусков телешоу «60 минут» шел сюжет, посвященный Натану Притикину (Nathan Pritikin), который был одним из первых врачей lifestyle-медицины[1] и прославился тем, что лечил пациентов с терминальной стадией болезни сердца. Он только что открыл новый центр в Калифорнии, и моя бабушка, будучи в отчаянии, преодолела всю страну и попала в число первых его пациентов. В программу лечения входили растительная диета и система упражнений с постепенно усложняющейся физической активностью. Бабушку на коляске вкатили в клинику, а покинула она ее на своих двоих.

Никогда этого не забуду.

Ее случай даже вошел в биографию Притикина «Притикин: Человек, который вылечил сердце Америки» (Pritikin: The Man Who Healed America’s Heart). Моя бабушка описана там как одна из «стоявших на пороге смерти»: «Франсез Грегер, Северный Майами, Флорида, прибыла в Санта-Барбару на один из первых сеансов Притикина в инвалидной коляске. Миссис Грегер страдала от болезни сердца, стенокардии и динамического нарушения кровообращения; ее состояние было настолько плохое, что при ходьбе она испытывала сильную боль в груди и в ногах. Через три недели она не просто забыла про инвалидную коляску, но и ходила по десять миль в день»1.[2]

В детстве только это имело значение: теперь я снова мог играть с бабулей. Но с годами я осознал всю важность того, что случилось. В то время медицина исключала возможность регресса сердечного заболевания. Чтобы замедлить развитие болезни, давали лекарства, в обход забитых артерий хирургически ставили шунты, но предполагалось, что состояние ваше будет ухудшаться и ухудшаться, а потом вы умрете. Теперь нам известно, что, если отказаться от продуктов, забивающих артерии, организм начнет исцеляться сам – и во многих случаях артерии восстанавливаются без лекарств и операций.

Врачи вынесли бабуле приговор, когда ей только исполнилось 65 лет. Благодаря здоровому рациону питания и правильному образу жизни она радовала своих шестерых внуков еще 31 год. Женщина, которой доктора давали недели, умерла в 96 лет. Ее чудесное выздоровление не только подтолкнуло одного из внуков выбрать карьеру врача, но и позволило ей увидеть, как он получает диплом высшего медицинского учебного заведения.

К тому времени, как я стал врачом, светила вроде Дина Орниша, доктора медицинских наук, президента и основателя некоммерческого Исследовательского института профилактической медицины, веско подтвердили практические результаты, полученные Притикином. Используя последние достижения научно-технической мысли – позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ)2, количественную коронарную ангиографию (ККА)3 и радионуклидную вентрикулографию4, – доктор Орниш с коллегами смог показать, что самый обыкновенный, никаким боком не относящийся к научно-техническому прогрессу подход – режим питания и образ жизни – вне всяких сомнений, вызывает регресс сердечно-сосудистых заболеваний (основной причины смерти).

Результаты исследований доктора Орниша и его коллег были опубликованы в ведущих медицинских журналах по всему миру. Тем не менее медицинская практика совсем не изменилась. Почему? Почему врачи по-прежнему прописывают лекарства и делают атерэктомию с ротабляцией для облегчения симптомов и отсрочки неизбежной, по их мнению, смерти?

У меня словно пелена с глаз спала. Я осознал, что, как ни печально, в медицине действуют и другие силы, кроме науки. Система здравоохранения США основана на гонорарном способе оплаты, то есть врачам платят за прописанные лекарства и процедуры, вознаграждая за количество, а не за качество. Нам не компенсируют деньгами время, потраченное на консультирование пациентов по вопросам здорового питания. Если бы врачам платили за результативность, у них был бы финансовый стимул лечить причины заболевания, связанные с образом жизни. Пока модель оплаты не изменится, я не ожидаю никаких изменений в медицинском обслуживании или медицинском образовании5. Только четверть медицинских учебных заведений включает в свою программу отдельный курс по питанию6. На первом собеседовании при поступлении на медицинский факультет Корнелльского университета мой интервьюер, как сейчас помню, выразился весьма категорично: «Для человеческого здоровья знания о правильном питании не нужны». А ведь он был педиатром! Я знал, что мне предстоит длинный путь. Если подумать, то единственным медицинским работником, который интересовался диетой одного из членов моей семьи, был ветеринар.

Девятнадцать медицинских факультетов оказали мне честь, приняв меня, но я выбрал Университет Тафтса, потому что он мог похвастаться самой развернутой программой по обучению правильному питанию – аж 21 час, что составляло менее 1 % учебного плана.

В бытность студентом-медиком я многократно получал приглашения на стейк и обещания разных приятных плюшек от представителей крупных фармацевтических компаний и ни разу от ферм, выращивающих брокколи. Вот почему вы узнаёте из телевизора обо всех новейших лекарственных препаратах: бюджеты корпораций позволяют расходовать огромные суммы на рекламу. Вы, вероятно, никогда не увидите ролик, в котором рекламировался бы сладкий картофель, по той же причине, по которой новейшие научные открытия о влиянии продуктов на здоровье и долголетие никогда не дойдут до широкой аудитории: это невыгодно.

На медицинском факультете после жалкого 21 часа обучения правильному питанию даже речи не заходило о том, что диетой можно лечить хроническое заболевание или даже повернуть его течение вспять. Я знал, что это возможно, только потому, что перед глазами был пример близкого мне человека.

Вопрос, который преследовал меня все время обучения, был следующим: «Если лечение заболевания, являющегося причиной смертности номер один, безнадежно затерялось в медицинской литературе, то что еще может быть там погребено?» Выяснить это стало целью моей жизни.