День всех влюбленных - Сергей Арно

Моей любимой жене.

— Вера Николаевна?! Что-нибудь случилось?

Перед Максимом стояла Маринина мать. Он не сразу признал ее: она постарела за те полгода, что они не виделись.

— Марина пропала.

— Пропала, — повторил Максим как-то механически. — Я так и думал… пойдемте в дом, мы там сможем поговорить спокойно.

Вокруг двухэтажного каменного дома расположился сад. Сейчас в сгустившихся зимних сумерках трудно было разглядеть, насколько велик сам дом, но было видно, что он размера немаленького. От любопытных глаз его скрывал высокий бетонный забор с колючей проволокой по самому верху.

Максим, чуть замедлив шаг, оглянулся, внимательно всмотрелся в темные силуэты росших по краям дорожки кустов.

Они прошли через двор, по скрипучей деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Максим пропустил гостью в дом, а сам остановился у входа и осмотрел темные кусты. Его явно что-то беспокоило. Комната, в которую они прошли, имела отдельный вход и принадлежала лично Максиму. Считалось, что кроме него, сюда никто не имеет права входить. Она была обставлена как дорогой кабинет: стеллажи с книгами по стенам, огромный старинный стол красного дерева с компьютером, на полу шкура бурого медведя.

Вера Николаевна, не снимая пальто, уселась в кожаное кресло. Максим сел напротив.

Вера Николаевна неряшливая и взбалмошная особа в очках с толстыми стеклами с виду соответствовала своему пятидесятилетнему возрасту. Они не питали друг к другу приятных чувств с первого знакомства.

— Я не хотела звонить по телефону, чтобы нас не подслушали. Я думала ты можешь знать, где она, — Маринина мать как-то нелепо развела руками. Она вообще вела себя неестественно. Сейчас при свете люстры Максим увидел, что лицо у нее темного цвета и вовсе не от загара — видно было, что почернела она от горя.

— Мы не виделись уже, наверное, недели две. Я вообще-то только вчера приехал, — зачем-то соврал он.

— Вышла в поликлинику — она в поликлинике обследовалась, — а домой не вернулась. Я уж и не знаю куда идти, — сказала Вера Николаевна, растерянно пожимая плечами. — Я в милицию заявление написала, они обещали — будут искать. Но ведь человек не иголка, она ведь не могла пропасть просто так, без трупа. Я и морги все обходила. Уж хотя бы труп какой-никакой…

Максим снял в задумчивости очки, положил их на стол — вид у него сразу стал обиженным и больным. И сразу стало понятно, что не мир открывался для него при помощи диоптрических линз, а это он за линзами скрывался от мира. И весь его лоск и самоуверенность ничегошеньки не значили, если снять очки…

— А уехать она не могла?

— Да уж мне-то она бы сообщила. С тех пор как вы развелись, она все мне рассказывала, и то, что ты здесь… — она обвела взглядом помещение. — И что ты женился… Она ведь бывала у вас. Припомни, может быть, она что-нибудь говорила про свой отъезд…. Да мне хотя бы труп на худой конец. Ну, вспомни, Максим, ведь это твоя бывшая жена.

— Что же я могу вспомнить, Вера Николаевна. Она приходила к нам на свадьбу. Матильда хотела видеть ее на свадьбе. Тут все вполне прилично прошло. Потом она поехала домой, и я больше ее не видел. А вам она, что говорила про меня, ну, в смысле, про нас… — надев очки, он вновь превратился в нахального, настырного, самоуверенного и даже подловатого молодого человека. Он очень внимательно смотрел в глаза Вере Николаевне.

— Да всякую чушь, ерунду всякую говорила…. Переживала ваш развод. Хотя чего переживать, добра такого!.. да разве объяснишь.

Она смерила Максима взглядом бывшей тещи.

— Да, я понимаю, — Андрей опустил глаза к полу. — Но ведь это жизнь.

— Можешь не объяснять… — прервала его женщина. Она хотела добавить еще что-то оскорбительное, но, как видно, передумала. — Может быть, ты что-нибудь посоветуешь — позвонить кому или… ведь страшно потерять вот так дочь. И трупа даже нет… она ведь у меня единственная. Может быть, на вашей свадьбе она с кем-нибудь познакомилась?

— Если что-нибудь узнаю, я, конечно, сообщу. А давно она пропала?

— Уже три дня. Вышла в поликлинику, а я жду, жду ее…

— Ну, это, по-моему, не такой уж большой срок, чтобы так волноваться.

Вера Николаевна поднялась.

— Ну вот, и ты ничего не знаешь. Значит и сюда напрасно… Может морги снова обшмонать, — проговорила она, и глаза ее вдруг просветлели. Это было заметно даже сквозь толстые стекла. — Там ведь столько трупов — закопаешься.

Она подошла к столу, в задумчивости взяла с него черную шкатулку и, близко поднеся к глазам, принялась ее разглядывать.

Шкатулка и вправду вида была диковинного, заботливо и туго овитая тончайшими проволочками с вплетенными в них золотыми жилками. Работа была ручная, и руки мастера придали шкатулке какой-то особенный чарующий вид — хотелось рассматривать, поглаживать ее нежную поверхность. Внутри она была оклеена черной замшей. В ней ничего не было, да и что положишь в такую шкатулку. Даже золото, казалось, будет недостойно ее: она сама по себе была уже произведением высокого искусства. Шкатулка была словно одушевленная — не хотелось выпускать ее из рук. Должно быть, что-то подобное чувствовала и Вера Николаевна, разглядывая шкатулку.

— Это же из волос… из волос человеческих!.. — вдруг воскликнула она. — На Маринины похожи…

Вера Николаевна вдруг швырнула шкатулку на стол, словно обожглась или ощутила от нее нечто совсем омерзительное. Несколько секунд смотрела на лежащую на столе шкатулку с ужасом, глаза ее вдруг наполнились слезами, и она бросилась прочь из комнаты.

Максим догнал ее на лестнице.

— Хотя бы труп, хотя бы труп какой… хоть расчлененный даже, — шептала женщина, быстро спускаясь по ступеням.

— Я сообщу вам обязательно, если что-нибудь… — Но, увидев в глубине сада человеческий силуэт, Максим осекся и замолчал. Человек стоял возле забора. Его невозможно было разглядеть впотьмах, но это был человек, и он смотрел на спускающихся по лестнице людей. — Вот номер моей трубки, — еле слышно проговорил Максим, сунув в карман плаща Веры Николаевны клочок бумаги. — Можете звонить…

Больше Максим ничего не говорил, потому что они подошли к стоящему человеку слишком близко, и он мог услышать. Но слышала и понимала ли его сама Вера Николаевна? Слезы бежали у нее из-под очков, она находилась в крайне возбужденном состоянии и только шептала все про труп, про труп.

Максим закрыл за ней дверь на улицу и развязной походкой направился к тому месту, где видел человека, сердце учащенно билось. "Ну, я тебе сейчас устрою!"

Он подошел совсем близко.

— Ну что, не страшно тебе тут в темноте?.. Замерз, наверное?