Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

Мой старенький недоджип-паркетник не пережил той встречи под лунным летним небом. Впрочем, дерево, с которым он встретился, тоже получило знатно, до треска, и расщепилось от корней до макушки. Это я запомнить успел.

А чего? Вылетая сквозь лобовое стекло, и не такое заметишь. Говорила мне мама, что надо пристегиваться, да не слушался я. Вот и научился летать, пусть недолго и больно. А боль была адской: шею словно штопором скрутило, в глазах полыхнуло звездным светом, в животе колючий узел завязался, и мир лопнул красным огрызком беспамятства. Последние три часа злополучного вечера пролетели в памяти скороговоркой кадров…

— Валька, ты козел! — В голосе Марины звенела нешуточная обида.

Я же только хмыкнул с усмешкой — было бы чего дуться. Не приехал, видите ли, вовремя к ночному клубу, не забрал священную тушку тусовщицы, опять напившейся и наверняка изменившей мне с каким-нибудь «мачо-волосачо». Что я, виноват, что ли, если не имею природного свитера? Если уж все так насущно, нечего было съезжаться. А то как денег подкинуть или билет на тусовку покруче — так Валя самый-самый, а как до постели — так «фу, хочу магнетизма»… Бесит!

Видимо, что-то на моем лице появилось такое — Маринка настороженно примолкла, раздумывая: продолжать истерику или ну ее от греха подальше. Зная мой взрывной характер, любовница выбрала второй вариант, то есть замолчала. Но я успел завестись, что и вылилось в шипящую фразу:

— Козел, значит? Что еще скажешь, звезда подъездов и подворотен?

Колорированная в красное блондинка возмущенно засопела, сорвалась с дивана, поддернула молодежные джинсы, висевшие на грани фола, и скрылась в прихожей нашей с ней однушки. Вскоре хлопнула дверь, доложив, что благоверная опять дернула в увольнительную на пару дней. Ничего, потом появится, назад проситься будет. А надо ли мне это? Мысль звякнула очень вовремя. В груди глухо сжалось дыхание, ладони стянулись в кулаки. И лишь по звону расколовшейся стеклянной столешницы я понял, что добил-таки журнальный столик а-ля модерн, который мы с Мариной купили пару месяцев назад, при переезде в эту обитель. Я тупо посмотрел на осколки и зажмурился.

Каждый из нас в глубине души лелеет мечту. Ту самую заветную — о второй половинке, с которой так хорошо сидеть перед теликом, смеяться над бородатыми шутками, потихоньку стареть, зная, что счастье будет с тобой до конца… Полгода назад я думал, что включился в число немногих избранных, кто смог попасть в эту тайную сказку. Месяц думал, честно. А потом воздушный замок превратился в кабаре, словно в небесном калейдоскопе чья-то рука повернула кольцо и картинка сменилась с небесной чистоты на вычурную красноту борделя. Одна добрая душа просветила, чем занимается Мариночка по ночам, когда уходит «слегка потусоваться». Она ведь мне однажды заявила, что не собачка — сидеть на привязи, и я пошел ей навстречу. Словно идиот — по железной дороге навстречу скоростному поезду.

Злоба скрежетнула моими зубами и слегка отпустила. Был дураком Валентин свет Андреевич из рода Головлевых да и остался таковым — ничему жизнь не учит. Сегодня я просто не поехал за Мариной, хоть она и названивала мне минут сорок. Устал, наверное, быть таксистом при «переходящем призе». Надоело слушать злорадные шепотки за спиной.

Я встал с того же дивана, потянулся до хруста в спине и плечах. Похоже, пора завязывать с занятиями карате и плавно переходить на ушу. Все-таки четвертый десяток лет к финишу подходит. С сомнением оглядев бардак в квартире, я решил последовать примеру подруги и проветриться. Не пешком, как некоторые, еще чего. В прихожей нащупал в кармане ветровки ключи от BMW и как был — в костюмных брюках и «мокрой», стального цвета рубахе — покинул «уютную» пещеру. Через пару минут салон автомобиля принял бренное тело хозяина в свои кожаные пенаты. Мотор заурчал преданным псом, ожидая приказа ехать. Пальцы машинально запустили «сидишник». Из динамиков полились хрипловатые слова разухабистой песенки о яркой стороне рекламы, свежести и движении прогресса.

Ладонь плавно переключила передачу, нога надавила на педаль, и машина медленно сдвинулась с места, словно акула, учуявшая жертву. Козел, значит… Тварь крашеная, вот ты кто, Марина! В груди стало нехорошо и тягостно. Лицо словно стянуло засохшим клеем.

Я спокоен, совершенно спокоен. А чего такого? Ну, гульнула гражданочка на сторону пару десятков раз… Дело житейское. За стеклами светятся огни уличных фонарей. В небе пухло сияет бледная от злости луна.

Что я могу? Только поорать вместе с Пухом[1] на грани истерики. Эх, Маринка, видела бы ты, как я тут в машине вою. Но тебе, похоже, совсем не интересно, что да как у Вальки твоего. Лишь бы бабло давал да подвозил по свистку… Ссу-у-у… пермодель. Шоссе размазалось перед глазами, не успевая за спидометром.

В последнюю секунду перед тем, как педаль тормоза слишком легко убежала из-под ноги, я успел заметить на дороге красную тень в свете фар. «Лиса? В городе?» — пролетела мысль, а затем сквозь стекло пролетел уже я. Последней мыслью после удара о дерево стало смешное предположение. Как бы теперь Мариночка не решила, что это я из-за нее свел счеты с жизнью. Возгордится же, крашеная, как есть самомнение почешет. И мир потух, сжавшись до красной точки.

Открыть глаза заставил дождь. Капли катились по запрокинутому лицу и жутко нервировали. Да и прохладно как-то становилось. По всему телу весело барабанили водяные горошины, сообщая, что чего-то явно не хватает. Поняв, чего именно, я стремительно подорвался и сел, вытаращившись на белый свет. Так и есть — гол как сокол… Это какая же… э-э-э… посмела меня раздеть и оставить под дождем на лесной поляне? Что за хрен под маринадом?!

А ничего так полянка оказалась — даже в сером свете ненастья внушала гриниисовский экстаз. Цветочки там всякие неприхотливые, елки-папоротники вокруг… Я сглотнул, уставившись на дикое непотребство. Потому что неподалеку от себя осознал наличие могучего дерева, действительно похожего на папоротник своими безразмерными лопухами. Под одним из таких перистых покрывал стояла себе спокойно то ли сосна, то ли ель — короче, нечто разлапистое и игольчатое. Весь лес вокруг представлял собой такую странную смесь джунглей и тайги. А за серыми тучами, из которых сыпал дождь, почему-то тускло угадывались целых три источника света.