Византия в эпоху иконоборчества - Алексей Величко

Император Лев III происходил из ничем не выделяющегося киликийского рода, проживавшего в Германикее, и являлся этническим исавром. Его семья была настолько бедной, что некоторые полагают даже, будто Лев в юности работал простым ремесленником[1]. При рождении он был наречен Кононом, но затем, в силу невыясненных обстоятельств, принял имя Лев. Царь был высокого роста, красив собой, приходился своим детям и жене хорошим отцом и мужем[2]. Во время правления императора Юстиниана II его родитель с семейством был переселен в город Месембрию, что во Фракии, где вместе со своим отрядом охранял границу от болгар. Естественно, Лев с раннего возраста приобщился к военному делу и вскоре стал опытным солдатом.

По вполне понятным причинам, которых мы коснемся ниже, некоторые летописцы (вернее сказать, те современники, чьи труды дошли до нашего времени) зачастую изображают его грубым, необразованным, невежественным и жестоким человеком[3]. И поскольку практически вся литература, вышедшая из-под пера иконоборцев, была уничтожена последующими поколениями почитателей икон, многие факты приходится реконструировать по отдельным деталям. Поэтому негативные оценки не могут быть приняты в полном объеме «на веру». Тем более что обстоятельства, при которых пришел к царской власти Лев Исавр, свидетельствуют как раз об обратном.

Мы видим человека глубоко порядочного, верного слову, благоразумного, не лишенного природной смекалки и воинской хитрости, решительного и бесстрашного. Достаточно напомнить, что, зная о намерении императора Юстиниана II Ринотмета погубить его по подозрениям и ложным обвинениям, он не предал своего господина и верно служил законному царю до самой того смерти. В отличие от некоторых других василевсов тех смутных лет, обагривших руки кровью своих предшественников, Лев Исавр сделал все, чтобы переход власти от императора Феодосия III к нему состоялся бескровно и без внутренних потрясений. Представим себе обстановку, в которой все это происходило, чтобы оценить благородство духа и благоразумие Льва. Даже летописец, не пылающий к нему любовью, не удержался и назвал Льва «благочестивым царем»[4].

И другие обстоятельства жизни этого императора, возникшие еще до появления у Льва Исавра мыслей о царском титуле, позволяют подтвердить высокие оценки его личности. Когда в 705 г. Ринотмет вместе с болгарами направился в Константинополь, чтобы защитить свои права на царский трон, Лев поддержал Юстиниана II, явившись в лагерь экс-царя, и Ринотмет не забыл верного слугу. После нового воцарения государь включил Льва в состав царской свиты и даровал ему титул спафария. Он настолько полюбил его, что называл «сыном», и это, разумеется, вызвало острую зависть при дворе со стороны аристократов. Был сделан донос, который не подтвердился на следствии. Однако подозрительный Юстиниан II решил на всякий случай избавиться от «сына» и поручил тому опасное задание в надежде, что Лев или сложит свою голову на поле брани, или оправдается делом.

Снабдив Исавра крупной суммой денег, царь отправил Льва в Аланию с целью подкупить местных вождей и направить аланов на абазгов, иверов и лазиков, не так давно отложившихся от Римской империи. Поручение было действительно очень трудным и опасным, поскольку аланы не признавали над собой ничьей власти, да и проход к ним был сопряжен с немалым риском. Со Львом находилось всего несколько человек свиты, и он благоразумно оставил выданные ему деньги в Фазиде — расположенном неподалеку торговом городе.

Пообещав аланам выплатить вознаграждение после победы, он сумел подтолкнуть их к военным действиям против абазгов, хотя между двумя народами ранее был заключен мирный договор. Аланы организовали успешный поход и после этого справедливо запросили плату за свою верность императору. Каково же было разочарование Льва, когда он узнал, что по приказу царя средства, хранившиеся в Фазиде, отозваны обратно в Константинополь! Видимо, тот разуверился в счастливом исходе данного мероприятия и по старой привычке рачительного хозяина вернул их в казну, дабы они случайно не пропали[5].

Но об этом стало известно и абазгам, царь которых обратился к вождю аланов с просьбой выдать им Льва как виновника нарушения мирных отношений между двумя народами. Однако алан отказался, ссылаясь на то, что война была начата по просьбе императора, которого он очень уважает, а не из корысти. Тогда абазги удвоили сумму, обещанную Львом, и аланы внешне соблазнились столь заманчивым предложением.

На самом деле предавать Льва, к которому они уже тоже прониклись уважением, им не хотелось, и горцы пошли на хитрость, о чем заблаговременно предупредили римлянина. Они приняли вознаграждение за его голову от абазгов и выдали им Льва вместе с его офицерами, но, когда абазги вели пленников через горы, устроили засаду, перебили конвой и освободили своих друзей. Затем, переправив Льва в безопасное место, вместе с ним сформировали большое войско, которое в следующем году вновь напало на абазгов и победило их[6].

Дальнейшая история напоминает приключенческий роман и свидетельствует о недюжинных способностях Льва как полководца и дипломата. Когда до Юстиниана II дошла весть, что Лев сумел победить абазгов даже без денег и войска, он направил послание, в котором обещал горцам прощение, если те доставят Льва к нему в столицу неприкосновенным. Абазги, презрев гордость, обратились с новым предложением к аварам, предлагая в качестве гарантий своих добрых намерений выдать заложников из числа детей собственной знати. Но Лев проявил разумную осторожность, отказавшись от столь заманчивого предложения.

Он еще долгое время оставался в гостях у аланов, высоко чтущих его, пока до него не дошла весть о том, что некий отряд из римлян и армян, осаждавший крепость Археополь, при приближении арабов в панике снял осаду и отошел к Фазиде. Одна из римских частей отстала по дороге и теперь жила грабежом в районе Апсилии. По совету аланов Лев решил пробиться к соотечественникам и взять управление частью в свои руки. Со свитой из 50 воинов-аланов он прошел по снегам через горные ущелья и вскоре действительно встретил искомый отряд, в котором насчитывалось 200 легионеров. С ними он решил пробиваться к морю[7].