Как подружиться с демонами - Грэм Джойс

Там каждый замкнут в себе и мучится от сожалений.

Ад, описанный главным экзорцистом Ватикана отцом Габриэле Амортом со слов одержимого

Насчитывается тысяча пятьсот шестьдесят семь бесов. Ни больше ни меньше. Да, я в курсе притязаний Фрейзера, описавшего в своей монографии еще четырех. Хотя ясно как день, что он путает бесов с психологическими состояниями. Я имею в виду, что навязчивая склонность крыть матом прохожих на улице, вернее всего, вызвана нервным расстройством, а не присутствием нечисти. Да и хроническая мастурбация — дело житейское. Подозреваю, что Фрейзер и сам-то не верил в свои «изыскания». Просто приплел четырех новых бесов, чтобы продвинуть свою дурацкую книжку.

Уж я-то его знаю — мы вместе учились в колледже. (Я не драчун, но как-то раз он меня так взбесил, что я сломал ему нос.) Как бы то ни было, я предпочитаю основополагающий труд Гудриджа с его строгой системой определений. Мне по душе точные дефиниции. Так и быть, ради вас я сделаю сноску, но она будет первой и последней. Во-первых, потому, что я ненавижу интеллектуальную кашу сносок, а во-вторых, да будет вам известно, не кто иной, как Гудридж, блестяще доказал, что сноскострадание — от лукавого[1]и служит едва ли не главной причиной болезней и душевных расстройств среди университетской профессуры. Более того, этот бес настолько зловреден, что притягивает к себе массу других паразитов — до четырех-пяти уровней вложенности. Спросите любого, кто хоть немного в этом смыслит, и вам ответят: стоит впустить одного, и он подклинит ворота для прочих.

Я двадцать с лишним лет оставался чист, пока все же не подцепил беса. Ума не приложу, как это вышло. Знаю только, что он приладился ко мне в одном из пабов Центрального Лондона и вселился до того, как я успел вытравить и вырезать его нашатырем и скальпелем дисциплинированного мышления. Вот именно: дисциплинированного мышления. Я-то уж знаю, о чем речь.

Никакой мороки с бесами и вовсе не случилось бы, если бы в то утро — до того, как все это произошло, — меня не занесло на одно из заседаний, где долго и мучительно подыхаешь от тоски. Тех самых заседаний, на которых твои мысли дрейфуют, подобно облакам над Пеннинскими горами в погожий летний денек. Два упоительных часа на тему «Молодежь и антиобщественное поведение» под председательством младшего министра внутренних дел. Полдюжины госслужащих в модельных костюмах с острыми, как канцелярские ножи, стрелками на брюках представляли свои «ключевые проекты» и «модели прогнозирования результатов», феерично и эксцентрично опровергаемые представителями ассоциации бойскаутов, девочек-скаутов, молодежных клубов, «Друзей леса» и какой-то мутной организации под названием «Британский молодежный совет».

— Нравственность, — отчеканил представитель бойскаутов, впечатывая палец в стол так, будто давил муравья. — Осознание того, что хорошо, а что дурно.

Я никак не мог запомнить его имя, потому что меня жутко бесили его противные ухоженные усики и немыслимая красно-бурая физиономия, похожая на подгнивший фрукт. На самом деле он давно уже не работал на ассоциацию скаутов — пятнадцать лет как вышел на пенсию, — но они постоянно таскали его за собой, потому что ему «нравилось быть при делах». Вообще-то, в его словах не к чему придраться, беда лишь в том, что только их он и повторяет из раза в раз, на каждом заседании.

Старый бойскаут снова ткнул пальцем в стол:

— Элементарная благопристойность.

Заседания вроде нашего принято называть «фабрикой идей». Мне это нравится. Звучит солидно. Жаль только, что фабрика эта работает вхолостую: машины гудят, механизмы вращаются, трубы дымят, а на выходе — ничего, пшик.

«О боже, — подумал я. — Похоже, это еще надолго. Так и обед пропустить можно».

Поймите меня правильно: «производство идей» — очень важное занятие. Когда нас проводят мимо охраны в сверкающее сталью здание Министерства внутренних дел в районе Виктории, а потом сопровождают в конференц-зал со светлыми деревянными столами, где каждого уже ждет пластиковая бутылочка с минералкой и керамическое блюдце с мятными леденцами, мы все как один ощущаем себя людьми первостатейными и значимыми. Впрочем, повестка дня всегда неизменна: молодежь снова катится в тартарары и — боже мой! — как же нам их спасти?

— Высочайшее чувство ответственности и осознания, — заявила представительница «Молодежных клубов». Даже в помещении она не снимает элегантный сиреневый берет. Я так и не понял — мерзнет она, что ли?

Но самое завораживающее зрелище — это лицо младшего министра, когда этот недотепа делает пометки, всем своим видом демонстрируя искреннюю убежденность в том, что слова «порядочность» и «ответственность» впервые ввели в оборот именно на этом заседании. Как будто еще вчера люди обходились без них. Он даже накалякал эти слова на гербовой бумаге! Ну и кого он думает провести? Это ведь как с «нигерийскими письмами» или некими прыткими молодыми особами — сразу же чувствуешь подвох.

После того как все, внеся свою лепту, отметились, второй помощник младшего министра представил новейшую правительственную инициативу, которую нас призвали поддержать. Заметьте: не обсудить, а поддержать.

Это был план общественных мероприятий по добровольно-принудительному трудоустройству нелояльной и безработной молодежи. Как нам сказали, он напрямую связан с призывной кампанией территориальной армии.

«Только не это, — как сейчас помню, подумал я. — Куда это мы снова намылились? В Иран? В Сирию?»

Меня всегда поражало, как это правительство умудряется каждые семь лет выступать с одними и теми же «инициативами», которые само же и хаяло, когда было оппозицией. Второй помощник младшего министра полчаса ездил нам по ушам — точь-в-точь торгаш на арабском базаре, с фанатичной улыбкой расхваливающий ковер, который, во-первых, не нужен вам и даром, а во-вторых, все равно не влезет в багаж. Он ухитрился три или четыре раза вплести в свой доклад слова «порядочность» и «ответственность», награждая суровыми взглядами пожилого скаута и чуть менее пожилую представительницу «Молодежных клубов».

Лично я неоднократно пытался возражать подобному вздору, однако с годами затвердил урок. Чего не скажешь об энергичном юноше из «Друзей леса».

— Нам не нужен «бархатный призыв», — заявил он. — Нам нужна политическая ответственность. Настоящие решения, а не снисходительная опека.

Младший министр взглянул на часы и заговорил о новых системах политических воззрений и о том, что нечего оглядываться на тех, чей поезд давно ушел. Я только этого и ждал:

— Что ж, министр, полагаю, здесь прозвучал целый ряд смелых предложений, которые следует основательно взвесить, а также серьезных вопросов, нуждающихся в самом тщательном рассмотрении. Думаю, теперь пришло время разойтись, чтобы всесторонне обдумать все перспективы, а равно и риски, затронутые в этом докладе.