Пустынники - Алексей Елисеевич Крученых

Алексей Елисеевич Крученых

Пустынники. Пустынница.

Две поэмы

рисунки Наталии Гончаровой

Ediciones del Hebreo Errante

Publication of the Mythosemiotic Society Madrid

the International Academy of Zaum Halle

печатается по изданию Г. Л. Кузьмина и С. Д. Долинского Москва [1913]

Бесы-пустынники

Эта поэма, соединенная с другой маленькой поэмой под сходным названием, вроде бы отсылает к пушкинскому Отцы пустынники и жены непорочны…, хотя об отцах и девах в ней вовсе не говорится и даже отдаленно о них не упоминается. И в самом деле, в Пустынниках (а также в Пустыннице, хотя и в единственном числе) рассказывается не о святых отшельниках, а о хтонических духах земли, живущих под землей, не знающих неба, ни света, ни открытого пространства. Это их «замкнутое» качество задается с самого начала:

Ах и горько, ах и сладко

Жить в пустыне в тишине!

Нам блеснет заря украдкой,

Нам так скорбно в глубине!

От цветов земли далекой,

От улыбки светлоокой

Мы сокрылись, мы зарылись

В темный душный, вечный спрят!

Мы живем – кругом темница –

В ночи душные не спится,

Пыли полные гробницы, –

Царства древние тут спят!

В силу своей хтонической, подземной природы они связаны с миром смерти, обитают в гробницах, среди гнили:

Сколько было разных дел!

Грез надменных мертвых тел!

Мы считать их позабыли,

Под покровом давней гнили

Много жару схоронили…

Собственно они есть духи мертвых, ставшие духами земли, которые ведут свое призрачное существование пока не сливаются окончательно с землей, «растаивают»:

Над природой торжествуя,

На извилистых дорогах,

На себя же негодуя,

Растеряли цветов много,

Позабыли образ строгий…

Их не сыщешь, раз уронишь,

В сотни лет уж не нагонишь,

И о них тихонько стонешь.

И теперь уж время близко,

Мы без света угасаем,

В наших норах душно слизко,

Мы бесследно тихо таем,

И ее всегда терзаем,

Ей проклятья посылая,

Ей все блага завещая…

В своей основной части поэма посвящена «деяниям» пустынников, которые имеют явные пародийные черты, как и «дела» чертей в написанной совместно с Хлебниковым Игре в аду (1912) и Полуживой (1913). В этом смысле интерпретируют поэму иллюстрации Наталии Гончаровой. Но и рисунки, даже представляя пустынников как «отцов», передают вполне хтонический и бесовский характер этих странных существ, имеющих, как индийские наги-отшельники, змеиную природу:

От змеи берем отравы,

Желчь и печень прячем в травы…

С некоторым усилием можно обнаружить отдаленное сходство бесов-пустынников с бесами в стихотворении Пушкина:

Бесконечны, безобразны,

В мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Будто листья в ноябре…

Сколько их! куда их гонят?

Что так жалобно поют?

Домового ли хоронят,

Ведьму ль замуж выдают?

В поэмах Крученых бесы-пустынники и бесовка-пустынница становятся земными духами, рассказывающими о своих коварствах и печалях:

Удлинятся наши лица,

Мы змеею обернемся,

По дороге спотыкнемся

И храпит взбеленный конь,

И назад летит высоко!

Ах, скакать хотел далеко!

У копыт блестит ладонь…

Иль на руки упадем

С свистом, песней, диким лаем!

Совы, гады, пауки, –

Все нам мило, все с руки!..

Если бы мы хотели определить литературный жанр этой «сатирической» поэмы, то следовало бы обратиться к повсеместно распространенным (даже у тробриандских дикарей) историям о проделках злых духов, в каком бы виде они не появлялись – женском, мужском, животном или человеческом.

Здесь можно также обнаружить намек на библейские образы злых духов, обитающих в пустыне вместе с дикими зверями. Исаия пророчествует о земле Едома (34, 13–14):

и будет она жилищем шакалов, пристанищем страусов. И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим; там будет отдыхать ночное привидение…

Это описание вполне соответствует «образу бытия» пустынников (а также пустынницы):

И живем мы в одиночку

Средь пустых земель и диких,

Так далеки и презренны

Незаметны для великих,

Телеса засунув в бочку…

Вовсе не обязательно искать все источники (это вряд ли возможно) «пустыннических» поэм Крученых, но связь их с фольклорной демонологией (без посредничества Гоголя) более чем очевидна. Также упоминание Сары, которая спит под телегой, может иметь отношение не к библейскому персонажу, даже в его сатирической трансформации, а к «лилит», «ночному привидению», которое вызывает эротические видения у мужчин, заставляя их бездумно мчаться в пустыню, где их поджидают демоны-пустынники.

Все эти фольклорно-демонологические элементы, которые составляют «материю» поэмы, по видимости делают совершенно непонятным, в чем состоит ее «футуристичность». Всё здесь обращено даже не к «концу» (не говоря уже о «будущем»), а к хтоническим началам бытия, к нечленораздельному до-человеческому до-бытию, когда по сухой пустынной земле свободно разгуливали духи и звери, которые перекликались

«один с другим» на заумном до-языке, «и не было человека для возделывания земли» (Быт 2, 5).

Совсем, впрочем, не исключено, что в поэме «отображены» вполне реальные персонажи: бесноватые сектанты, отдалившиеся от всякого нормального человеческого общения, а также и поэты-заумники, которые отдалились от всех языковых норм, но при этом не нашли «сокровенного знания», которое им почудилось в причудливых звукосочетаниях, разносившихся визгом жалобным и воем над голой землей, населенной только гадами и пауками:

Только гордость нашу мучит

То одно, что средь созвучий

Нам ни разу не давались

Песни старой вечной были.

М. Е.

Пустынники

Ах и горько, ах и сладко

Жить в пустыне в тишине!

Нам блеснет заря украдкой,

Нам так скорбно в глубине!

От цветов земли далекой,

От улыбки светлоокой

Мы сокрылись, мы зарылись

В темный душный, вечный спрят!

Мы живем – кругом темница