Уроки разбитых сердец - Кэти Келли

Разумеется, она сознавала, что поступает дурно. Близился рассвет. Ее широко открытые глаза смотрели в пустоту. Она теснее прижалась к нагому телу лежавшего рядом мужчины, теплому, несмотря на царивший в комнате холод. До встречи с ним она никогда не ложилась в постель обнаженной, а теперь не могла себе представить, что можно спать как-то иначе.

Глупо надевать ночную рубашку, когда рядом сильный мужчина с крепким тренированным телом, упругим и стройным, без единой унции жира.

Он был удивительно нежным. Его длинные нервные пальцы пианиста всю ночь чертили причудливые узоры на ее пылающей коже, а глаза ярко блестели в тусклом свете лампы.

Он бережно гладил и ласкал ее, восхищенно любовался ее телом, словно величайшей драгоценностью, и вето объятиях с ней творилось что-то непостижимое.

«Ты такая красивая. Я бы хотел, чтобы этот миг длился вечно».

Как она любила его голос, этот приглушенный страстный шепот. Впрочем, в нем она любила все.

Для нее он был совершенством. Вечно ускользающим, неуловимым.

Они встречались украдкой, когда удавалось урвать несколько драгоценных часов. Тайком держались за руки во время обеда, а после лежали на широкой гостиничной кровати, отчаянно цепляясь друг за друга, словно потерпевшие кораблекрушение мореплаватели на неуклюжем плоту. В эти краткие мгновения она испытывала жгучую радость обладательницы, хотя и понимала, что всего лишь берет взаймы то, что ей не принадлежит.

При мысли о скором расставании ее охватил страх. Желудок пронзило болью.

Любимый скоро проснется. Его внутренние часы всегда работали безупречно. Он просто говорил себе, когда следует встать, и просыпался в нужное время. В семь он должен быть, на ногах, чтобы успеть на поезд.

Если бы ей пришлось первой покинуть гостиничный номер, она ни за что не смогла бы себя заставить это сделать. Он действовал куда решительнее. Его подгоняло чувство долга.

В комнате было темно, лишь светящиеся стрелки будильника показывали, что уже наступило утро. Она неохотно соскользнула с кровати и отдернула узкую тяжелую штору, впустив в комнату серые рассветные лучи. За окном шел дождь, унылая холодная изморось, от одного вида которой начинало знобить.

Снизу доносились звуки пробуждающегося города. Хлопанье дверей, автомобильные гудки, уличный шум. Люди торопливо шли по своим делам, копошились, будто муравьи в муравейнике, каждый поглощен собственными заботами и не обращает внимания на других. Здесь никто ее не знал, никому не было до нее дела.

Мужчина на кровати пошевелился, й она поспешно вернулась в постель, не желая терять ни минуты их драгоценного времени. Если закрыть глаза, можно притвориться, что еще ночь и впереди много счастливых часов.

Но ее любовник проснулся и, сонно моргая, поскреб темную щетину на подбородке. Скоро, уже совсем скоро он уйдет.

Она беззвучно заплакала, прижавшись к его теплому боку.

— Не грусти. — Он нежно поцеловал ее в мокрую от слез щеку.

— А я и не грущу, — всхлипнула она, глотая слезы. — В смысле, стараюсь не грустить. Я буду скучать по тебе. Это невыносимо.

— Ты справишься. Нам с тобой придется потерпеть.

Она и не подозревала, что любовь несет с собой столько радости и муки одновременно. Каждый поцелуй приближал неизбежный миг расставания. Каждое прикосновение любимых рук заставляло ее со страхом спрашивать себя снова и снова: «Неужели это в последний раз? Увижу ли я его еще когда-нибудь?»

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать слезы. Теперь она молча лежала на постели, наблюдая за сборами своего мужчины.

Прежде чем уйти, он присел на кровать, наклонился и с жадностью приник к ее губам, словно она была воздухом, без которого он задыхался.

Одной рукой она обхватила его за шею, другую запустила ему в волосы. Они долго целовались, закрыв глаза. Такие мгновения не забываются.

— Мне нужно идти. Люблю тебя.

Она с трудом разомкнула губы, боясь, что снова заплачет.

— До свидания.

Он шагнул к двери и вышел, не обернувшись. Она продолжала лежать, бессмысленно глядя в потолок. Не в этом ли заключается различие между мужчинами и женщинами? Мужчины всегда смотрят вперед, в будущее. Воители, устремленные к своей цели. Женщины беспокойно озираются по сторонам. Высматривают опасность, терзаются сомнениями, истово молятся своим богам за тех, кого любят.

Она перекатилась на живот и провела рукой по простыне, хранившей тепло его тела. Кто знает, увидит ли она его снова?

Жаркое солнце Нью-Мексико стояло высоко в небе, когда фотосъемку для каталога «Зест» решено было наконец прервать. Наступило время обеда. Иззи Силвер медленно выпрямилась во весь свой немалый рост — пять футов девять дюймов — и лениво потянулась, с наслаждением подставляя солнечным лучам лицо и плечи, уже усыпанные веснушками, несмотря на все ее косметические ухищрения.

Люди кельтского типа — с молочно-белой кожей, веснушками цвета карамели и проступающими голубоватыми жилками — на солнце мгновенно становятся ярко-красными, как вареные омары. Подобный цвет не прибавляет шика и вызывает ехидные насмешки, если у тебя, конечно, не меланома на ранней стадии.

Шел второй день фотосъемок, и Иззи, привыкшая к бешеному ритму нью-йоркской жизни, в этой глухомани чувствовала себя выброшенной из воды рыбой. Манхэттен и «Перфект» казались ей теперь чем-то нереальным. Модельное агентство, где Иззи занимала должность старшего букера[1], отправило ее сюда, в это Богом забытое место, нянчиться с девочкой-моделью, которой предстояло впервые в жизни сниматься для дорогого каталога.

В Нью-Йорке Иззи сидела бы сейчас за столом — под рукой телефон, рядом нетронутая чашка жидкого кофе с молоком и пухлая стопка документов. Агентство занимало шикарное здание в районе Хьюстон-стрит: сверкающие стеклянные блоки, светильники из перспекса и непременная атмосфера доверительной конфиденциальности.

В обеденный перерыв Иззи помчалась бы в маленький салон красоты на Седьмой авеню привести в порядок брови при помощи воска или махнула бы на Западный Бродвей, в «Антрополоджи», посмотреть, не появились ли там те прелестные Крохотные мыльницы в форме морских раковин. Не то чтобы ей так нужен был лишний хлам в ванной, вовсе нет, этого добра у нее и так было предостаточно. Мелкие покупки служили своего рода терапией.