Ждите неожиданного - Татьяна Устинова

* * *

Итак: жирная девица в цветастом сарафане до полу – чтоб не было видно ног. Скорее всего, когда она встречает в журнале слово «эпиляция», думает, что это название модной гимнастики. Сидит в шезлонге и с упоением читает роман. Так упивается, что ничего не видит и не слышит, а теплоход вот-вот отойдёт. Можно даже на обложку не смотреть, и так понятно, что роман любовный, и там, в романе, загорелый красавец вот-вот положит мускулистую руку на «естество» героини или уже положил.

За ней нелепая старуха с ридикюлем образца девятисотых годов. Кажется, тогда такие носили – из жатой ткани, с длинной полукруглой ручкой. Ридикюль слегка трачен молью и обшит бахромой, неровно. При старухе нелепое существо, по всему видно – прислуга или нянька. Тоже как будто неровно обшитое бахромой, и, кажется, от них нафталином несёт.

Следом лысый мужик в трениках, жуткой футболке с надписями и рожами и в капитанской фуражке, с ним дружбан, точно такой же, но в тесноватой тенниске и расписных семейных труселях – наверное, думает, что так выглядят гавайские шорты. Или супруга так думает, раз нарядила его подобным образом. Эти двинули «культурно отдыхать». Как пить дать у обоих каюты третьего класса, коечки одна над другой, на нижней по супруге, под супругой – но в секрете от неё! – припасён ящик «беленькой». У каждого по ящику.

Затем дама. Даму Ксения изучила боковым зрением – чуть более пристально, чем остальных питекантропов. Дама хоть и в возрасте, но очень хороша, почти Мэрил Стрип, и одета в полном соответствии с моментом – в синие льняные брюки, коротенькую широкую матроску и маленькую шапочку, кажется, даже с вуалькой. Шапочка ей очень идёт, удивительно просто. Дама здесь, на палубе, была существом инородным, из другого мира, как и сама Ксения, и она повспоминала немного, не знакомы ли они, но ничего не вспоминалось.

Потом опереточный мужчина, тип пароходного бонвивана – белые брючата, китель в «морском духе», сандалии, обутые на носки, на шее бинокль на манер театрального. То и дело подносит бинокль к глазам, хотя пристань – вот она, перед носом, пароход не отошёл ещё! Вот спроси его сейчас, что он там хочет высмотреть, и он непременно ответит: «Хорошеньких девушек!»

Ксения прошла у него за спиной и, несмотря на свежий ветер, уловила отчётливый аромат ландыша. Бонвиван, как видно, от души поливался ландышевым одеколоном. А может, и принимал его на грудь!

В шезлонге на носу сидел молодой человек в узких клетчатых брюках, при бороде и роговых очках. Он что-то быстро набирал на планшете – явно постил в блоге свои впечатления об отплытии теплохода.

Ксения вздохнула.

…Так, а где же тот? Ради кого и затевалась её поездка, ради кого она согласилась на десятидневные мучения? Его она так и не увидела. Где он может быть?..

Навстречу попался ещё один персонаж, и тут уж пришлось поздороваться.

Звали его Саша Дуайт, при этом имя Саша произносилось с ударением на последнем слоге. Он был полусветский тусовщик, то ли радиоведущий, то ли дизайнер, то ли шляпник, а скорее всего прилипала из тех, кто пользует богатых старух, а потом потихоньку тратит их денежки. Как правило, таким, как Саша, много не перепадает, на Комо не хватает, вот они и путешествуют на пароходе по Волге в обществе сирых, убогих и нищих.

Ужасно, что они здесь встретились. Он теперь всем раззвонит, что сама – сама! – Ксения Новицкая проводит досуг на теплоходе «Александр Блок»!

Ксения ещё раз вздохнула, намеренно споткнулась о ноги блогера, чтоб он поднял голову, узнал её, пришёл в изумление, попросил автограф – это бы её утешило немного.

Блогер подтянул конечности, почесал лодыжку, пробормотал:

– Прошу прощения!..

А головы так и не поднял, урод!

Она ушла на другой борт – специально, чтобы не смотреть, как пароход будет отчаливать, как станут махать с пристани, и уроды на палубе тоже замашут, как будто уплывают на вечные века; чтобы не видеть, как поднимают трап, как матросы вытаскивают из грязной воды мокрые серые канаты.

Теплоход загудел густым басом, заработали под днищем винты, палуба завибрировала, грянул марш «Прощание славянки», и сразу задуло, как будто ветер налетел, тень отступила, солнце залило палубу. Ксения подставила лицо солнцу и ветру и прикрыла глаза.

Психотерапевт – номер один, лучший из рублёвских, – велел ей «переменить обстановку», «изменить среду обитания», «стать на время другой». Этот идиот уверял, что вернётся она «обновлённой»! Господи, она сойдёт на первой же остановке, или как это называется? На причале?.. Она сойдёт там, где этому самому теплоходу приспичит остановиться, вызовет шофёра и вернётся в Москву.

Правда, у неё здесь работа, и она её выполнит.

В конце концов за работу ей платят, а времена сейчас нелёгкие.

Когда Речной вокзал стал удаляться и провожающих уже было не различить, Наташа отошла от борта и сунула под мышку книжку, которую бросила в шезлонг, чтобы не пропустить момент, когда теплоход станет отчаливать, и, подобрав юбку, стала подниматься на свою – верхнюю – палубу.

Ах, как ей нравится момент, когда пароход отходит от пристани! Как начинает щипать в глазах, когда оркестр гремит «Прощание славянки»! Она всегда грудью наваливается на борт и машет, машет – её никто не провожает, но она всё равно наваливается и машет!.. Каким прекрасным представляется будущее путешествие, хотя она плавала каждый год и знала все шлюзы, все излучины и повороты реки, все остановки, которые почему-то называются «стоянками»! Как прекрасно поздним вечером стоять на носу, ожидая входа в первый шлюз, где уже теснятся лодки и другие теплоходы, не такие огромные и шикарные, как «Александр Блок»! Для первого шлюза у неё даже припасена специальная войлочная курточка – на реке всегда холодно по вечерам, а эта голубая курточка с вытканными белыми узорами символизирует плавание, летний вечер на реке и именно первый шлюз!..

В этот раз у неё каюта-люкс, стоящая бешеных денег, и курточка уже пристроена в шкаф за полированные дверцы. Наташе нравилось представлять себе, как она там висит и провисит ещё целых десять дней – долго, почти целую жизнь!.. Сегодня первый день, он не считается, путешествие ещё даже не началось.

Наташа вздохнула от счастья, скинула розовые сандалии и с наслаждением встала на разогретую палубу. Какая радость эта тёплая палуба, солнце по правому борту, ровный стук винтов, содрогание машины где-то в глубинах судна, белоснежные шторы «салона», которые треплет ветер, официанты в белых перчатках, накрывавшие к обеду, неторопливые пассажиры, фланирующие мимо, разговоры, которые уносит ветер. Завтра она проснётся, выглянет в окно, увидит реку, небо, зелёные берега, жёлтые песчаные кручи, и Москва окажется далёким и призрачным воспоминанием и останется воспоминанием целых десять дней – вечность!..