Хроники Ликтора. Том первый - Максим Васильев

В космосе, отрешенно волоча за собой хвост из мусора, летает планета. Она смердит на всю солнечную систему. Планета истощена изнутри, а многомиллиардный человеческий рой только душит её, мешая излечить себя. Имя этой планеты – Земля.

Голод, войны, смерть. Бесконечный цикл людской гнили в этот раз всё–таки задушил наш единственный дом.

Остатки ресурсов оказались так малы, что даже позволить себе мир человечеству было уже не по карману. Только находясь на грани вымирания, люди задумались – либо род людской исчезнет как вид, бездумно плодясь и бесконечно, раз за разом, убивая друг друга из–за крупицы ресурсов, либо в корне изменит социальный строй, изживший себя давным–давно.

Последний ресурс – знания, – потраченный на решение глобальных проблем, принёс свои первые плоды. Учёные нашли выход – Экситейторы.

Экситейторами были названы различные стимуляторы, созданные, чтобы регулировать физические и умственные данные человека, что позволило развить несовершенное органическое тело в более долговечный и улучшенный синтетическими деталями каркас.

Но существовали и те, кто был против: «Человек не должен идти наперекор природе!» – скандировали они, довольно быстро позабыв, что именно человек едва и не уничтожил природу. Назревал конфликт. Как говорили древние: «В споре рождается истина». Однако истина была у каждого своя, и отчего–то она с трудом уживалась с истиной соседей. «За свою правду и убить можно, ведь мы правы, а вас как будто и не жалко».

От очередной волны насилия мир спасла выбранная народная власть – Партия, принявшая Резолюцию №1.

1. При появлении нового гражданина в обязательном порядке следует произвести вживление в тело имплантат для быстрого доступа Экситейтора к нервной системе, он же – Сатус. В ином случае данный индивид не заносится в реестр граждан и не может являться таковым.

2. Каждый гражданин обязан следовать предписанному Партией индивидуальному курсу принятия Экситейторов. В ином случае данный индивид должен быть стёрт из реестра граждан и более не может являться таковым.

3. Права и свободы каждого гражданина должны быть в равной степени защищены перед законами Партии. В свою очередь каждый гражданин обязан следовать законам Партии, в ином случае данный индивид может быть стёрт из реестра граждан и более не будет являться таковым.

Начиная с рождения, любой индивидуум затачивается под отлаженную социумом часть механизма. Человек становится не тем, кем хочет, а тем, в ком общество нуждается. Результаты оправдали все ожидания, и восставшая из руин цивилизация снова смогла с гордостью носить имя Человеческой.

Вполне возможно, что остатки тех романтичных свободолюбцев еще влачат свое существование где–то в разрушенных войнами землях. Но мы – Граждане возведенного с помощью Экситейторов мегаполиса предпочли идеальную жизнь. Жизнь без голода, войн и болезней. Жизнь под мудрым руководством Партии. Жизнь, ознаменовавшую новую эру – эру Илона.

«Когда тонешь в мутной реке, а твою шею сдавливает болотная тина, иногда единственный выход избавиться от её тисков – нырнуть еще глубже».

Отрывок письма Лине; ноябрь 173 года эпохи Илона

Было холодно, но не вокруг, а мне. Пальцы ледяные, я сжал кулаки. Нос покраснел и норовил вот–вот отвалиться. Губы словно срослись и примёрзли друг к другу. Я стоял и дрожал. Внутри пусто и тихо. Люди всё смотрели на меня и ждали последних слов. А я лишь молчал, не отводя глаз от капсулы для криомации. Через форсунки впрыснули хладную газовую смесь, и леденящее дуновение вмиг покрыло криокапсулу инеем изнутри. Вибрация мгновенно превратила тело в пыль. И она – единственное, что осталось.

Все потихоньку начали разбредаться. Редкие люди подходили и просто хлопали по плечу, иные обнимали. Я стоял всё на том же месте, скрестив руки перед собой и опустив голову. Мне казалось, что только я во всём мире стал таким одиноким.

Я вышел последним.

Обжигающе холодный ливень бился о мои грязные волосы и скатывался ручьями на плечи. В сером небе кружили вороны. Одни из немногих живых существ, которым, как и людям, «посчастливилось» выжить, но они от чего–то абсолютно не выглядели счастливыми. Птицы садились на голое кривое чернеющее дерево, видимо когда-то посаженное тут для красоты, и словно наблюдали за мной. От их жуткого карканья у меня сжималось сердце, если от него ещё что–то осталось.

Даже здесь слышится гул вечно неспящего города. Эти звуки пугают птиц, и они всё вновь и вновь взмывают в небо, заполняя его своими похоронными песнями.

Все разъехались. Я чувствую только ветер и холод.

***

Стоя в душе, выкрутил показатель горячей воды настолько, что она обжигала. Уже недельная норма стекла вниз по водостоку, а я никак не мог согреться. Я дрожал. Нескончаемо дрожал. Как смириться с этими мыслями? Никак. Это невозможно. Это невозможно! Я не смогу.

Не заметил, как медленно опустился на колени. Капли били по спине и стекали по моему лицу. Я потерялся. Никто не поможет. Теперь вновь сам по себе, ведь больше я никому не был нужен.

Глядя в зеркало, я стал упускать свои черты. Они расплывались. Даже в отражении больше не видел сам себя.

Руки дрожали. Сегодня бриться опять не стал. Глоток из фляги – мой персональный сироп для кашля. Чёрт, закончилось. Когда успело? Но еще не настало время остановиться, поэтому придется собраться на вылазку, чтоб пополнить запасы.

В каком бы состоянии ни был, я смогу одеться, как подобает. Отточенными движениями накинул рубаху и заправил в брюки. У меня что, нет другой одежды? Хотя, брюки я не надевал с того самого дня. Они пахли покойником. Не могу выветрить кладбищенскую сырость из головы и одежды, пусть и всё это сохло в шкафу не одну неделю. Неважно, всё равно плащ покроет меня с ног до шеи. В бар пускают до двух – нужно успеть.

Конец октября. Было уже темно, но я ещё видел небо и его облака. Утром оно пролило дождь, омыв город свежими каплями. Я не мог оторвать глаз от высоты над моей головой. Серая высь завораживала и притягивала взгляд. Я остановился, и словно в этот миг всё вокруг меня замерло тоже. Я не слышал ни ветра, ни людей, ни их шаги и назойливый шум транспорта. Я различал лишь своё дыхание, видел только пар изо рта на фоне облаков, бегущих за почти спрятавшимся за горизонт солнцем. Я лечу? Нет, я всё ещё здесь – на мокром асфальте, в грязи и лужах. Я всё ещё здесь.

В левом кармане лежала фляга. Странно, но я то и дело каждые минут пять сжимал её. Проверял, на месте ли мой никогда нержавеющий сосуд. Но зачем я это делал? Неужто чего-то боялся?