Ричард Длинные Руки - монарх - Гай Юлий Орловский

I

Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, а теперь еще и граф, мой верный соратник, продолжал всматриваться в страшный багровый кружок в небе холодно и вполне бесстрастно, а я с тяжестью в груди окидывал взглядом простор долины, страшась поднять голову.

Красные и оранжевые шатры на свежей зелени смотрятся ярко и празднично, рыцарские доспехи бодро блестят на солнце, это наш лагерь, мои люди, все привычно и надежно. Дружина отважного барона давно растворилась в нашем войске, а он с первых же дней, как только его привел ко мне на помощь в трудный час Митчелл, остался, и с того дня и доныне могу опереться, и опираюсь.

Ему самому с его острым и постоянно работающим умом было тесно в том мирке, а со мной простор, размах и авантюры, что все масштабнее и грандиознее.

— Судя по размерам, — произнес он, — ему к нам еще далеко.

— М-да, — пробормотал я. — Смотря как лететь.

Он промолчал, я тоже не стал объяснять, что если это вот стремительно примчалось из глубин космоса, то яркая звездочка блеснула бы в небе, в доли секунды разрослась бы, и вот уже нечто огромное опускается в десятке шагов на землю. Такое невозможно представить себе в этом неторопливом веке, а я такое не смогу объяснить, потому лучше державно помалкивать.

Он зябко передернул плечами.

— Отвратительно. Как я понимаю, эту напасть приостановил небесный свод, которым Господь прикрыл землю? Но эта тварь, судя по ее настойчивости, все же продолбит дыру и ворвется к нам? И будет сеять смерть и разрушит наш мир…

Мелькнула дикая мысль, что слова Альбрехта как раз все и объясняют. Разве что не хрустальный купол повышенной прочности защищает наш мир, а тонкая грань из некого субстрата другой или альтернативной вселенной, параллельной или как не назови. И тогда понять легче, так как расстояния и время в этих случаях значения не имеют.

Возможно, в самом деле Маркус продавливается через наше пространство, как через тонкий лист, это для нас триллионы световых лет, а там, возможно, половинка этой чудовищной конструкции еще на взлетной площадке, а половину уже видим здесь.

Но тогда сталкиваемся с чем-то вообще невообразимым. И тем более непонятно, зачем не вообразимому земные рабы? Никогда не мог понять, когда рисуют чудовищных жуков или осьминогов, что тащат наших роскошных блондинок на алтарь изнасилования.

— Если опустится в другом месте, — сказал я, — мы обречены. Но если заинтересуется маяком… у нас есть шанс.

Он сказал трезво:

— Только не сегодня. Мы не готовы.

— Будем драться с тем, — отрезал я, — что есть. Я тоже рассчитываю, что этот ужас будет продавливаться через… небесную твердь еще хотя бы несколько дней. А лучше — недель.

Он перекрестился, на лице то вспыхивала, то гасла надежда.

— А он в самом деле опустится?

— Граф?

— Или просто появится, — договорил он. — Вот его не было, а потом вдруг есть?

— Знаете, граф, — сказал я, — теперь уже и я не уверен, каким способом окажется здесь. Что, конечно, не отменяет.

— Не отменяет, — согласился он. — Только больше неожиданностей. Говорят, вы их любите?

— Типун вам на язык, граф!.. Разве не видно, что просто обожаю?

Он кивнул в сторону быстро шагающего в нашу сторону барона Дарабоса.

— Вот у кого нужно спрашивать…

Норберт Дарабос, глава конной разведки и всей легкой кавалерии, как всегда с чисто выбритым до синевы подбородком, воинственно приподнятыми кончиками усов, приближается быстрыми деловыми шагами, высокий, худой и поджарый, продубленный ветрами и морозами.

— Ваше Величество, — произнес он еще издали, — в сторону нашего лагеря двигается группа всадников из Мезины!

Я махнул рукой.

— У Ротильды огромная свита. Десятком больше, десятком меньше… Кстати, у графа к вам вопрос.

Норберт хмуро взглянул в сторону подчеркнуто серьезного Альбрехта.

— Знаю его вопросы. Я распоряжусь, чтобы препроводили к вам?

— Естественно, — ответил я. — Королева еще спит, ибо королева, а не.

— Хорошо быть королевой, — сказал Альбрехт, взглянул на меня и уточнил: — Только не королем, Ваше Величество.

Норберт оглянулся, спросил негромко:

— Что слышно насчет маяка?

— Растет, — ответил я, — но, понятно, пока еще мал и глуп. В смысле, работать не умеет. Не готов. А может, и готов, как проверить?.. Сейчас в нем, думаю, трудятся только те… корни, что ли, которые усиленно перерабатывают землю в иное состояние.

Он потряс головой.

— Это как? Ах да, как кусты перерабатывают ее в листья и ветки. Понял — понял.

— Начинка, — сказал я, — вырастет на последнем этапе.

— Начинка, — повторил он, — это плоды?.. Ну да, понятно. Ваше Величество, не смотрите так. Я стараюсь понять. Не люблю это «все в руке Божьей» и «не нашего ума дело»!

— Я тоже не люблю, — признался я. — Хотя признаю, что некоторые вещи просто не понимаю. Надеюсь, мы как-то узнаем о готовности маяка к работе. Думаю, он запустится сам по себе. И то ли хрюкнет, то ли пискнет.

Он подумал, кивнул.

— Как конь, что сам отыскивает траву?.. У моего отца была кобыла, сама возила брату телегу с дровами. Тот сгружал, угощал ее морковкой, и она довольная тащила повозку обратно, а это почти миля.

Его суровое лицо, что вообще-то без морщин, пошло трещинами, это он заулыбался детским воспоминаниям.

Из-за дальних холмов выметнулся низкорослый шустрый парень на быстром коне, как низко летящая птица, промчался к нашу сторону, прокричал веселым голосом:

— Ваше Величество, еще группа мезинцев!

Норберт ответил командным голосом:

— Посмотри, не двигается ли за ними с отрывом группа побольше?

Разведчик унесся, легкий и быстрый, как молодая ящерица, довольный жизнью и участью, совершенно не ломающий голову над проблемой Маркуса, для этого у него есть король Ричард, которому, говорят, и черти пятки чешут.

Норберт покосился на мое мрачное лицо.

— Эта Багровая Звезда приближается не так уж и быстро. Видать, дороги и на небе с ухабами, не разгонишься.