Убийцы прошлого - Калеб Карр

Эта книга посвящается СЮЗАН ГЛАК

Всякому, у кого есть проблема,

стоит обсудить ее с Сюзан

У меня лишь один светильник, что направляет мой путь, и это светильник опыта.

Я не знаю другого способа судить о будущем, кроме оценки его в свете прошлого.

Патрик Генри, 1775

Сентябрь 2024 года, где-то в горах Митумба в Центральной Африке

Мы выступаем на рассвете, поэтому приходится писать быстро. Судя по всему, мои преследователи совсем близко: разведчики, в последние два дня доносившие, что корабль-призрак неуклонно движется к северо-востоку, выжигая все на своем пути, видели его неподалеку от озера Альберт. Вождь Дугумбе, предоставивший мне еду и кров, настаивал, чтобы его воины сражались против врага вместе со мной, но уступил моим уговорам и вместо этого предложил прикрыть мое бегство полусотней своих людей. Я поблагодарил его, но заметил, что большой отряд лишь выдаст мое присутствие и что я возьму с собой только моего доброго друга Мутесу (когда-то он вытащил меня, полностью обессиленного, из горной чащи) да пару-тройку воинов, вооруженных французским и американским автоматическим оружием. Мы направимся прямо к озеру, где я надеюсь найти дорогу в мир, куда более отдаленный, чем эти горы.

Порой мне кажется, что прошли годы с тех пор, как судьба забросила меня в эти края и связала с племенем Дугумбе, хотя на самом деле это случилось всего девять месяцев назад. Но в то время реальность для меня утратила всякий смысл. Именно желание вернуть реальности ее смысл заставило меня выбрать своим убежищем этот далекий, прекрасный уголок Африки, изнуренный племенными войнами. Жестокость этих стычек казалась мне тогда чем-то незначительным и отступала на второй план перед тем фактом, что питавшие их давние распри передавались из поколения в поколение лишь изустно; я полагал, что здесь смогу быть хоть немного уверен в том, что поведением окружающих меня людей не управляют невидимые руки тех, кто, овладев поразительными, но от этого не менее зловещими, технологиями нашего "информационного века", смог стереть грань между правдой и выдумкой, между реальностью и тем жутким миром, в котором нельзя уже доверять ни глазам, ни ушам, ни собственному сердцу.

Здесь нет ни газет, ни телевидения, и, главное, нет компьютеров, а значит, и проклятого Интернета. На все это Дугумбе наложил запрет. Его объяснения просты, но ничуть не наивны: он утверждает, что информация не есть знание. Поучения старейшин, передаваемые мудрейшими из уст в уста, доверенные лишь человеческой памяти, — вот что, по словам Дугумбе, составляет истинное знание. Средства массовой информации способны лишь отвратить человека от этой мудрости и опутать его смятением и неразберихой, которые вождь называет худшими из зол. В былые времена я, человек западной культуры, обладатель двух докторских степеней, лишь посмеялся бы над подобными речами (откровенно говоря, законы и обычаи племени Дугумбе и по сей день приводят меня в глубокий ужас). Но в мире, пропитанном сознательно искаженной информацией и сфабрикованными «истинами», которые разжигали конфликты помасштабней, чем племенные розни Дугумбе, я принимаю к сердцу философию старого вождя еще ближе, чем он сам.

Вот я уже слышу его — далекий, но ясный, наводящий ужас грохот, предвестник прибытия корабля-призрака. Он спустится с неба или поднимется со дна озера Альберт. Окрестности займутся пожаром, — особенно если Дугумбе все же окажет сопротивление командирам корабля, необычайным брату и сестре. Уходящее время подгоняет мою руку, хоть мне и самому уже не слишком ясно, для чего эти записки. Пишу ли я для того, чтобы сохранить остатки здравомыслия, уверить себя в том, что все это произошло на самом деле? Или ради некой высшей цели, — скажем, чтобы попытаться клином вышибить клин и распространить эти записи через Интернет, ставший ныне моим персональным демоном? Конечно, второй вариант имеет смысл лишь в том случае, если хоть кто-то мне поверит. Но нельзя давать волю сомнениям. Кто-то должен это услышать, и главное — кто-то должен попытаться понять… Понять величайшую истину нашего века: информация — это вовсе не знание.

Теперь-то мне кажется, что все это мог заметить любой достаточно внимательный наблюдатель. Заметки о поразительной полосе «открытий» в истории, антропологии и археологии несколько лет не сходили с первых страниц газет, однако все открытия было принято объяснять гигантским прогрессом этих наук, который стал возможен из-за непрерывного развития и взаимообогащения информационных и биотехнологий. Поэтому те, кто мог бы обнаружить присутствие направлявшей их таинственной силы, просто не обращали на это внимания, и жили в свое удовольствие. О да, до того, как все это началось, даже я был доволен своей жизнью…

По современным капиталистическим стандартам дела мои шли неплохо. Были деньги и было профессиональное признание. Психиатр по образованию, я преподавал криминальную психологию и психиатрию в университете Джона Джея в Нью-Йорке, где родился и вырос. Университет когда-то был скромным колледжем уголовного судопроизводства, однако масштабная приватизация тюрем первых двух десятилетий нашего века превратила его в одно из богатейших учебных заведений страны. Развития университета не смогли остановить даже экономический крах 2007 года и последовавший за ним длительный спад мировой экономики: мы готовили лучших в Америке сотрудников исправительных заведений, а в сложившейся к 2023 году ситуации, когда из-за драконовских законов о наркотиках и бродяжничестве более двух процентов населения страны сидело за решеткой, Соединенным Штатам позарез нужны были квалифицированные тюремщики. Поэтому университет был в состоянии платить мне и другим преподавателям основных дисциплин более чем пристойный оклад. Кроме того, получив свою вторую докторскую степень в области истории, я написал книгу "Психологическая история Соединенных Штатов", сразу ставшую бестселлером, и поэтому мог себе позволить жить на Манхэттене.

Именно эти две специальности — криминология и история — привели 13 сентября 2023 года в мой офис красивую и загадочную даму. День стоял мрачный, а воздух над городом был нечист и смог так недвижен, что мэр обратился к горожанам с просьбой не выходить на улицу без крайней необходимости. Дело моей посетительницы было, несомненно, неотложным: с самого начала мне стало ясно, что она чем-то глубоко потрясена, и, усаживая ее в кресло, я старался обходиться с ней как можно мягче.

Мертвым голосом она спросила у меня, действительно ли я профессор Гидеон Вулф, и, получив утвердительный ответ, сообщила, что ее зовут миссис Вера Прайс. Я тут же вспомнил, что Вера Прайс была женой Джона Прайса, одного из известнейших специалистов по спецэффектам в кино и сценических постановках. Несколькими днями ранее он был убит в Нью-Йорке у собственного подъезда. Убит он был, добавлю, необычайно жутким способом: неизвестное оружие разодрало его тело буквально в клочья, и опознание удалось провести только после анализа ДНК.