Вера изгоев - Иар Эльтеррус

День забытых когда-то преданий,

Наступает в иные года,

И проклятье седых мирозданий

Открывает нам путь в никуда.

Так случается с нами порою,

Одиночества белая нить

На дорогу забытых героев

Заставляет тебя выходить.

Проклянешь ты и веру, и бога,

Все забудешь, пойдешь не туда.

Одинокий, к родному порогу

Не вернешься уже никогда.

И останется только надежда,

Что пройдут твои злые года,

Но увы, мой несчастный невежда,

Выбор сделан, и он – навсегда!

Одиночество – вера изгоев.

Смысл судьбы, изломанный бог.

На дороге забытых героев

Только пыль и следы твоих ног.

Все совпадения с реально существующими людьми или событиями случайны, роман с начала и до конца является плодом авторской фантазии.

Тихо. Пусто. Только бесконечность. Бессмысленная, заставляющая забывать обо всем бесконечность. Ничего нет. Даже веры. Даже отголоска надежды. Мертвенно. Только короткие, злые вспышки заставляют обращать на них внимание. Но стоит ли? Наверное, нет. Ничего нет, на что стоило бы обращать внимание. Все умерло эоны и эоны назад. Пепел. Сами души превратились в пепел. Их ничего больше не интересовало, в том числе и то, что каждая вспышка обозначала гибель целого мира. Живого мира. Да еще гибель множества беззащитных мошек, которые еще не разучились верить и любить. Но что за дело до них мертвым душам? Никакого. Гибнут? Их личные проблемы. Или нет? Кто знает, некому было задуматься над этим вопросом. Иногда в пустоте что-то менялось, но она так и оставалась пустотой.

Замерцал где-то на грани мироздания робкий огонек жизни только что родившейся маленькой голубой планеты. Такой крохотной и хрупкой. Казалось, дунешь, и ее не станет, рассеется туманом, не оставив по себе даже следа. Но маленькая планета выжила, как это ни странно. Века текли за веками, тысячелетия за тысячелетиями, миллионолетия за миллионолетиями, а робкий огонек все не гас, не привлекая, впрочем, к себе ничьего внимания.

Целые эпохи прошли с тех пор, но никому голубая планета так и не понадобилась. Ее счастье – любопытство великих губит малых, а на планете тем временем родился юный разум, который так легко убить. Пока еще наивный, жестокий, хищный, не умеющий любить, но все-таки разум.

Наверное, голубая планета так и отжила бы свой век, выпустив во внешний мир очередную ничем не примечательную расу, но однажды произошло что-то странное. Вокруг далекого мира внезапно вспыхнул яркий, белый ореол, вызвавший содрогание и пространства, и времени. Через сотни вселенных пронеслась эта дрожь. Некоторое время ничего не происходило, но вскоре некая древняя сущность открыла подобие глаз, ощущая смутное беспокойство. Что это? Неужели? Да. Похоже, невероятное произошло. Необходимо срочно проверить так ли это и предпринять необходимые меры на крайний случай. Сущность сдвинулась с места, направившись к голубой планете. Она легко скользила по нитям мироздания, перемещаясь из вселенной во вселенную и испытывая смутное любопытство. Или нечто напоминающее любопытство. Впереди впервые за многие тысячи циклов ждало что-то интересное. Тем более, что, судя по всему, маленькой планетой заинтересовалась не она одна…

– Ленка!!! – вздрогнула от чьего-то вопля симпатичная женщина, прогуливавшаяся по парку с коляской, в которой весело гукал довольный жизнью младенец. – Привет! Скоко лет, скоко зим! Ты кого ляда не звонишь?

Молодая мать выглядела усталой и невыспавшейся, но очень красивой. Утонченно красивой, трагически. Из зеленых глаз смотрели тоска и усталость, пухлые губы плотно сжаты, из-за чего от углов рта пошли вниз морщинки, русые волосы распущены. Одета она была в дешевые потертые джинсы и довольно мятую, но чистую белую блузку. Внимательный наблюдатель сразу понял бы, что женщина очень бедна. Бедность буквально била в глаза, выглядывала отовсюду – и из потертой, далеко не новой коляски, явно подаренной кем-то; и из носков порванных кроссовок, которым давно место на свалке; и из старенькой сумочки на потрескавшемся ремешке.

Лена обернулась и поморщилась, увидев догонявшую ее ярко накрашенную рыжую девицу в мини-юбке и блузке, открывающей изуродованный пирсингом пупок. Валентина. И что за невезенье? Надо же было на нее напороться! Молодая женщина обреченно вздохнула, понимая, что старая подруга так просто не отвяжется. Редкостно доставучая личность, голова переполнена массой безумных замыслов по поиску богатого мужа. Ради того Валентина бросалась в самые дикие авантюры, отдавалась любому, кто имел хоть какие-то деньги, невзирая на его внешность. Недостойных, по ее мнению, претендентов рыжая пыталась сосватать подругам, даже как-то поженила одну пару. Впрочем, прожила эта пара вместе совсем недолго, разбежавшись уже через месяц и проклиная на все заставки доморощенную сваху. Долго общаться с Валентиной было совершенно невозможно, она фонтанировала фейерверком идиотских идей, пытаясь втянуть в свои похождения всех вокруг. Основным принципом девушки являлось: “Жизнь одна! В ней надо испытать все!” Нормальные люди, раз обжегшись, старались держаться от рыжей подальше, для здоровья и душевного равновесия это было куда как полезнее. Но избавиться от прилипалы оказывалось совсем непросто, она не обращала внимания даже когда ее посылали по известному адресу прямым текстом.

– Здравствуй, – неохотно ответила Лена, когда старая подруга подошла.

– Ой, ути-пути! – умилилась та, склонившись над коляской. – Твой?

– Да, девочка.

– Я и не слыхала, чоб ты пузатая ходила! Замуж поди выскочила? За кого? А скоко дочке?

– Месяц, – вздохнула Лена. – Нет, замуж не вышла. Одна живу.

– Сдурела?! – отшатнулась Валентина, ее вульгарно накрашенные глаза расширились. – Без мужа рожать? Сейчас? А жить на что? На панель, чтоль, собралась? Могу кота подкинуть, нормальный малый, не обдирает, девки не жалуются, токо ноги расставляй, када ему надо.

– Не пойду, – брезгливо скривилась молодая женщина. – Не хватало только. Справлюсь как-нибудь. Переводами подрабатываю, у меня инглиш неплохой. Вон, в одном издательстве даже книжку переводить дали.

– На хера оно тебе надобилось, рожать-то? – с недоумением спросила Валентина. – От кого хоть?

– От Витьки…

– Не забыла? Тю на тебя. Ото было б кого помнить, байкера недоделанного.

– И не забуду. Это все, что от него на земле осталось! Слышишь, все!

Лена не выдержала и всхлипнула, вспомнив залитого кровью Виктора, умершего у нее на руках еще до приезда скорой. Как она кричала, как молила не уходить, не бросать ее… А уже после похорон поняла, что беременна. И решила сохранить ребенка любой ценой. Многие уговаривали ее сделать аборт, мать в истерике билась, кричала, что вырастила шлюху, запретила показываться дома с байстрюком. В университете куратор группы, Валентина Ивановна, постоянно рассказывала девушке страшные истории о жизни матерей-одиночек. Подруги ужасались и все пытались подсунуть телефончик недорогого, но хорошего гинеколога, способного сделать аборт безболезненно. Лена выдержала натиск, не сдалась. Дома не появляться? Хорошо, мама, так и будет. Нет у тебя больше дочери. Она осталась в Питере, не стала возвращаться в родной райцентр, Сланцы. Нашлись добрые люди, помогли. В общежитии университетском отдельную комнату выделили, преподаватели сквозь пальцы смотрели на не сданные вовремя экзамены, позволяя сдавать их по возможности. Куратор помогла подработку найти, пусть деньги мизерные, но все-таки что-то. На еду кое-как хватало. Девчонки общаговские скидывались, памперсы с пеленками покупали и никогда не отказывались посидеть с маленькой Ирочкой, пока ее молодая мама по факультету бегала, сдавая академическую задолженность.