Заколка от Шанель - Ирина Андросова

Я и сама знаю, что лавочка за станцией метро «Кузьминки» – не самое лучшее место для одинокой девушки в два часа ночи. Но деваться было некуда, и я вместе с вещичками в ожидании Люськи коротала время на темной заброшенной скамейке. Подумаешь, не очень-то и хотелось оставаться в их пафосном общежитии, набитом снобами и скандалистами. Комендант этот, Степан Иванович, старая калоша, прицепился как клещ. «Ты, – говорит, – Абрикосова, здесь вообще на птичьих правах, а сама ведешь себя как форменная хулиганка!» А какая я, спрашивается, хулиганка, когда я аспирантка и научные исследования провожу? Кричал, как раненый лось, на весь этаж: «Я до ректора академии дойду! Покиньте наше образцовое общежитие!» А чего я такого сделала-то? Ну, поставила к кроватям Ленки Ивановой, Таньки Шагановой, Ирки Свиридовой и Алевтины Николаевны из Сестрорецка вместо тапочек тазики с холодной водой. Так это ж не из хулиганских побуждений, а исключительно из научного интереса.

Дело в том, что я собираю материал для кандидатской диссертации, тема которой звучит так: «Сравнительный анализ эмоционально окрашенных слов и выражений, используемых представителями различных темпераментов в стрессовых ситуациях». А где мне, скажите на милость, искать холериков, меланхоликов и сангвиников вместе с флегматиками, если не в родном общежитии? Вот я, как могла, и создавала своим соседям по общаге стрессовые ситуации. А сама с блокнотиком и ручкой, затаившись в шкафу либо под кроватью, смотря по обстоятельствам, самоотверженно фиксировала все их слова и выражения. Замечу – эмоционально окрашенные.

Пока я в тиши сквера предавалась горестным размышлениям, за спиной зашуршало и вкрадчивый мужской голос ласково произнес:

– Что, красавица, в одиночестве скучаем? Может, прогуляемся?

Из темноты на освещенный фонарем пятачок у лавочки шагнул высокий, крепко сбитый парнишка в стильной кепке с пуговкой на темечке и игриво склонился над моей понурой фигурой, скрючившейся на скамейке. Я подняла голову, откинула волосы назад и пристально посмотрела на любителя ночных знакомств. Парень отшатнулся в сторону, подвернул на бордюре ногу и, тихо охнув, сел прямо на асфальт. Я хотела оказать пострадавшему первую помощь, но он только слабо замычал и в ужасе замахал на меня руками. Такая, знаете, типичная реакция флегматика на стресс. Я достала из кармана джинсовки ручку и блокнот и кропотливо занесла все междометия, которые слабый нервами крепыш продолжал негромко бормотать, отмахиваясь ладошкой и плюя в мою сторону.

– Ищеев, ты где, Ищеев? – донесся из кустов позади лавочки тихий шепот.

В зарослях сирени завозились, и передо мной возник молоденький милиционер в просторной фуражке, повисшей на ушах. Выставив перед собой обе руки с зажатым в них табельным оружием, нацеленным на меня, милиционер, обходя скамейку, крадучись подбирался к Ищееву. Не спуская с моего лица испуганных глаз, худой вьюнош в фуражке осторожно присел на корточки перед травмированным товарищем и, обмирая от страха, торопливым шепотом проговорил:

– Это ведь она, да, Ищеев? Та самая, да? Ну и рожа, блин! Вот уродина, ночью приснится – одеяло порвешь! На морде будто черти горох молотили.

Я удовлетворенно кивнула и занесла услышанный монолог в раздел, посвященный меланхоликам. Тут и думать нечего, меланхолик и есть, однозначно. Тип тревожный, легко возбудимый, губы трясутся, и голос дрожит. Флегматичный Ищеев, морщась и потирая ушибленную ногу, в ответ на его слова согласно кивнул.

– Будем задерживать, да? – волновался молодой, дергая щечкой.

– Да пошла она, – сквозь зубы процедил Ищеев, поднимаясь с асфальта и опасливо поглядывая на меня. – Ты у нее, Касаткин, документы, что ли, посмотрел бы.

– Эй ты, документы покажь! – крикнул Касаткин в мою сторону.

Я сдула с глаза легкую челочку и кокетливо пожала плечом, давая понять, что принимаю их слова за шутку. Оба молодца в ответ на мой безобидный жест синхронно шарахнулись назад так, будто мимо них просвистело пушечное ядро. Я уже хотела встать и вытащить из сумки паспорт, но тут вдали послышался шум мотора приближающейся машины, который через секунду сменился скрипом тормозов прямо позади моей лавочки. Слава тебе, Господи, Люська! Ну наконец-то подруга приехала за мной и теперь заберет с этой скамейки в место более уютное и спокойное, чем промозглый ночной скверик, кишащий идиотами.

Люська, а это действительно оказалась она, картинно распахнула дверцу своего алого спортивного авто и, по-голливудски выставив ножку в чулке и туфельке на шпильке, выбралась из машины. Вот вся она в этом, позерка несчастная! Нет чтобы, как я, ходить в джинсе и гриндерсах. Практично, удобно и не обманывает мужских надежд. Но подруга придерживалась диаметрально противоположных взглядов на отношения между полами. Она считала, что женские уловки – это то, на чем держится мир.

Вот и сейчас маленькое черное платье, едва прикрывающее резинку чулок, Люська намеренно одернула с некоторым опозданием, предоставив заинтересованным зрителям вволю насладиться видом ее стройных ног. Потрясенные внезапным появлением гламурной штучки мужчины так и замерли с открытыми ртами.

– Салют, мальчики, – небрежно бросила подруга и, помахивая крокодиловой сумочкой цвета темного бордо (в тон туфлям), шикарной походкой двинулась ко мне.

Я приветливо помахала рукой. Люська фыркнула и сердито проговорила:

– Ну конечно, Абрикосова. Ты, как всегда, в своем репертуаре... Ну и зачем ты, чудо мое, маску Валерии Новодворской нацепила?

И Люська вероломным движением сорвала у меня с головы резиновый лик политической дамы. Я по инерции растерла вспотевшее без воздуха лицо ладонями, цепляясь за пирсинг в брови и в носу, а Ищеев и Касаткин с облегчением вздохнули и уже смелее приблизились на расстояние вытянутой руки.

Ага, хорошенькое дело! Сама же и привезла мне из Лондона маску Валерии Ильиничны вместо обещанных родных гриндерсов синего цвета, а теперь «зачем нацепила?». Ясное дело зачем – повергать в шок окружающих и записывать их вербальную реакцию на меня. Я уже месяц в этой маске по разным лавочкам у метро в ночи кочую – собираю диссертационный материал.

– Сашка, хватит дурака валять! – кипятилась Люська, размахивая резиновой головой одиозной демократки. – Кидай вещички в багажник, и поехали.

Подруга ухватила мой клетчатый баул с пожитками и, сгибаясь под тяжестью ноши, на подламывающихся шпильках двинулась к машине. Но тут пришли в себя потрясенные флегматик с меланхоликом.

Травмированный падением Ищеев почесал сначала больное место, потом крутой лоб под кепкой и напряженным голосом проговорил:

– То есть как это поехали? Мы вот ее вот, – парень ткнул в меня пальцем, – уже неделю выслеживаем, у нас в отделении на эту подругу пачка заявлений лежит. Мол, в скверике у метро появилась редкая образина. Заманивает мужчин притворной кротостью поведения и посредством своего ужасного внешнего вида надолго лишает их половой функции. А это, между прочим, трактуется законом как причинение тяжкого вреда здоровью. Так что никаких «поехали», а пройдемте, гражданочка, с нами в отделение.