Мир над пропастью - Олег Рой

Сидни Шелдон говорил о технике сочинительства:

«Я пытаюсь писать так, чтобы читатель не мог закрыть мои книги…» Подобное можно сказать о писательском кредо Олега Роя. Увлекательнейшие истории, неожиданные сюжетные повороты, яркие образы сильных, незаурядных личностей стали причиной обращения кинематографа к творчеству писателя.

По его романам снимаются фильмы в России, Америке. Характеры персонажей автора раскрыты с удивительной глубиной и психологической точностью. Олег Рой пишет о вечном – о КАПРИЗАХ СУДЬБЫ, которая сегодня может лишить человека всего, что дорого в жизни, а завтра невзначай вернуть радость бытия. Но его герои, оказавшись на распутье, находят шанс, который дает им провидение, и становятся счастливыми. Перелистывая последнюю страницу захватывающего повествования, испытываешь жалость, что книга закончилась.

А. Маринина

Облетела листва, у природы свое обновленье,

И туманы ночами стоят и стоят над рекой…

Песня, звучавшая из старенького динамика в центральном парке Озерска, соответствовала не только погоде, но и настроению Игоря.

Середина осени в этом году отличилась неожиданно теплыми днями и холодными, промозглыми ночами, отчего туманными были не только ночи, но и бoльшая часть утра.

Восьми-, вернее, уже почти девятилетняя Ася, она же Настена, которую Игорь каждое утро отводил через парк в школу, ужасно боялась этой молочно-белой непроглядной пелены. И вложив свою маленькую ладошку в отцовскую руку, другой рукой, для верности, придерживала Игоря за край куртки. Отчего-то ей казалось, что так безопаснее.

Путь был не то чтобы очень длинный, но и не короткий. Игорь шел медленно, подстраиваясь под мелкие шажки дочери.

Обычно она подпрыгивала на ходу. Или убегала вперед, а потом разворачивалась и мчалась навстречу, с радостным криком бросаясь в его объятия. Но сейчас дочка шла рядом притихшая и настороженная.

Запах жженой листвы Игорь обожал с детства. Возможно, потому, что с осенними месяцами в его жизни были связаны важные и невероятно счастливые события. Во-первых, сам он родился в конце октября. Чем собственный день рождения не повод для радости?

В дружной семье Быковых он был единственным ребенком. Да еще поздним, а потому особенно долгожданным. Откровенно говоря, баловали его невероятно. Родные и близкие готовы были жить для него двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю.

А уж такие события, как день рождения и именины (в его семье праздновали и то и другое), естественно, выделялись особо. Меню для детского праздника начинали обсуждать чуть ли не за месяц. Мама и бабушка проявляли такую изобретательность, что их творения впору было отправлять на конкурс кулинаров.

А какие ему дарили подарки! Жили они небогато, и, даже будучи совсем маленьким, Игорь понимал, что любящим его взрослым приходится себе в чем-то отказывать, чтобы накопить, например, на электрическую железную дорогу или громадный конструктор.

Случалось, подарки бывали и некстати. Когда он в двенадцать лет, незадолго до дня рождения, увлекся фотографией, этот факт отчего-то остался не замечен родственниками. И вместо долгожданного фотоаппарата ему преподнесли игрушечный автопарк с большим гаражом и пультом управления для машин, по которому он сходил с ума аж полгода назад. Игорь никак не показал своего разочарования. Более того, старательно изобразил восторг и даже устроил показательную игру под умильными взглядами родителей и бабушки, уверенных, что доставили ему самую большую в мире радость.

Мальчик любил родных. Ему в душу навсегда запал разговор, подслушанный как-то в маленькой кладовке около кухни, куда бабушка послала его за прошлогодней подшивкой «Работницы».

Он немного замешкался, изучая содержимое ящика с инструментами, потом спохватился, ведь бабушка не любила ждать, быстро нашел нужную стопку и собрался уже вернуться в комнату, когда услышал разговор, во многом определивший его отношение к жизни.

– Эх, Толя, избалованный вырастет у вас пацан, – назидательно увещевал сослуживец отца, толстый и усатый Михаил Тимофеевич (видимо, они с отцом зашли перекусить в обеденный перерыв, такое изредка случалось). – Так с дитями нельзя! Это он сейчас у тебя такой послушный, а как вырастет – наплачетесь вы с ним. Ни к чему им все время потакать!

Дальше последовал длинный монолог о воспитании с теоретическими выкладками и практическими примерами. Из этого монолога мальчик почти ничего не понял, но слушал внимательно.

Сам «Макаренко» – дядя Миша – имел двоих сыновей, один из которых сидел в тюрьме, а второй был запойным алкоголиком. Но об этом Игорю стало известно уже много лет спустя.

А тогда он притих между стеллажами в тесной кладовке. Почему-то стало так обидно, что захотелось плакать. Даже не из-за того, что никогда не нравившийся ему Михаил Тимофеевич пытался обвинить его в чем-то непонятном, что он непременно сотворит, когда вырастет, а оттого, что его, оказывается, не «любят», а просто «балуют» и «потакают». Слова были малознакомые, но неприятные.

– Игорь, ты в Африку, что ли, отправился? – Бабушка в недавнем прошлом была завучем младших классов, поэтому голосом обладала громким и звучным. Он вжался в угол кладовки, под вешалку, где висели старые плащи и зонты. Выйти сейчас означало признать, что он бессовестно подслушивал. Проскользнуть мимо кухни незамеченным было практически невозможно. Но сколько же можно вот так сидеть, притаившись? Вдруг бабушка устанет дожидаться и отправится его искать? Тогда получится совсем некрасиво.

От отчаяния и растерянности Игорь тихонько заплакал. Он вцепился в рукав маминого дождевика и больно закусил губу. Впервые в жизни он понял, что такое «стыдно». Сейчас бабушка придет за ним и скажет, что его только за смертью посылать (это ее любимая поговорка). Отец, услышав, выглянет из кухни, а за его плечом появится противный толстый дядя Миша, который произнесет довольно: «Ну вот, я же предупреждал! Сейчас он уже подслушивает. А что будет завтра! Подумайте, как избаловали парня!»

– Не найдешь «Работницу», принеси мне «Крестьянку»! – Бабушка не унималась. И наконец, выдала место его нахождения. На кухне наступила тишина. Отец и его собеседник замолчали. Слышно было только, как тарахтел холодильник. Игорь зажмурился. Вроде так легче. Словно ты невидимый. И в этой страшной тишине прозвучал голос отца – неожиданно громкий, словно он нарочно стремился, чтобы сын его услышал:

– Нет, Мишаня, ты не прав. Балуют, чтоб откупиться, когда не могут дать достаточно любви. На, мол, тебе, сынок, машинку, мороженое и двугривенный на карусели. На тебе, дочка, платье и дорогую куклу. Только внимания от меня не требуй. И времени. А мы Игоря любим. И бережем. И когда он станет взрослым, ему тоже захочется так же заботиться и о нас, и о своих детях. Тот, кого искренне любят, никогда не вырастет ни плохим, ни несчастным. Запомни.