Планета лысого брюнета - Александр Етоев

Памяти Юрия Коваля

Уля выросла удивительно быстро – за десять минут и четырнадцать с половиной секунд, папа засекал время. То есть сразу из годовалой девочки превратилась в красавицу семи лет с длинной челкой и вздернутым дерзким носом в рыжих веснушках. Мама охала и не знала, что делать: то ли вызывать «скорую», то ли плюхаться на пол в обморок. Папа же, к чудесам привычный, с интересом наблюдал за процессом этого чудесного превращения. Вот последние полсекунды кончились, и Уля остановилась в росте. Она себя оглядела в зеркале, затем сказала своим родителям:

– Мама, папа, в детский сад мне идти уже поздно, а для школы я и так уже слишком образованная и умная. Может быть, мне сразу пойти работать на подиум? Или телеведущей на НТВ?

– Уля, – сказала мама, услышав эти странные предложения и мгновенно забыв про «скорую» и про так и не состоявшийся обморок. – Да, действительно, в детский сад тебе идти уже поздно, там ты всех малышей научишь ничего другого не делать, кроме как смотреть на себя в зеркало и выдумывать всякие глупости. А вот в школу тебе пойти придется, несмотря на твой фактический возраст.

Что такое «фактический возраст», этого Ульяна не поняла, зато по маминому строгому тону догадалась, что спорить с ней бесполезно и от школы увильнуть не получится.

Учиться она пошла не с осени, как это принято у нормальных детей, а сразу после новогодних каникул. И уже к началу весенних прославилась в школе тем, что в соревнованиях на длину плевка переплюнула чемпиона школы третьеклассника Илью Моргунова. Ее плевок на целых пять сантиметров лег дальше плевка Ильи, поставив тем самым крест на его славе и чемпионстве.

Вторым подвигом Ули Ляпиной стало поедание на скорость докторской колбасы. Колбасу позаимствовали из холодильника все того же Ильи. Папа у Ильи работал в колбасном цехе, и колбаса у них в доме была таким же обыкновенным делом, как в доме у молочницы молоко, а у водолаза водолазный костюм. В общем, когда Илья с трудом дожевывал двадцать первый кусок от бесконечной колбасной палки, Уля Ляпина уже подъедала остатки с тонких колбасных шкурок и с интересом поглядывала на колбасу соперника.

После этого случая папа Ильи строго-настрого запретил сыну водиться с Улей. Не потому, что она их объела. Просто папа Ильи подумал, что Уля Ляпина раззвонит теперь по всему двору, что у них в доме колбасы в холодильнике хоть заешься, и сразу все начнут друг у друга спрашивать, а где он, интересно, столько ее берет. Временно папа Ильи стал даже носить с работы сосиски и фрикадельки, которые обменивал у одной знакомой с сосисочно-фрикаделечного участка на колбасу.

Ну и наконец – сила. Однажды у себя во дворе Уля Ляпина приподняла за заднее колесо мотоцикл крутого байкера Фредди Крюгера, когда он отъезжал от своей парадной. На самом деле фамилия у Крюгера была Крюков, и звали Крюкова не Фредди, а Федор, но на мотоцикле он гонял лихо, наводя страх и ужас на мирных окрестных жителей, включая стариков и старушек.

Словом, к началу второй своей школьной осени, Уля уже много чего умела и не только по части спорта. Она, например, знала, что Пушкина убил диатез, а в Африке на озере Чад водятся большие фиолетовые пиявки, которые высасывают из людей кровь, как мощные электрические насосы. Еще она прочитала в книжке, что на Луне можно не ходить, а прыгать, и если прыгнул ты, например, с площадки перед детским рестораном «Макдональдс», который только что открыли рядом с их станцией метро, то приземлишься чуть ли не за городом, на чьем-нибудь дачном участке за высоким забором с видеокамерами на бетонных столбах, следящими, чтобы завистливые соседи не лазили в чужой огород. Поэтому, когда приземляешься, нужно сперва внимательно осмотреться, чтобы тебя не приняли за любителя ворованных огурцов.

Но это – на Луне. Во дворе же, сколько она ни прыгала, прыгнуть дальше своей собственной тени у Ульяны не получалось. Зато у Ули хорошо получалось дразнить вредного попугая Коломбо и всячески выводить из себя активного пенсионера Бубонина, которому Коломбо принадлежал.

Дело в том, что двор, где она жила, по почину активистов из жилконторы, уже не первый и не второй год боролся за какое-то звание. Какое звание – Уля не помнила, знала только, что эта борьба оборачивается для них, ребят, всякими заботами и запретами. Особенно в этом деле усердствовал активный пенсионер Бубонин. Если бы его воля, говорил он на собраниях жильцов, он бы всех этих мальчиков, вытаптывающих на газонах траву, и всех этих беспокойных девочек, пачкающих мелом асфальт, посадил бы в большой мешок и отправил в Африку к крокодилам за счет их же нерадивых родителей.

Бубонин принял под особый контроль приличный кусок газона, как раз под своим балконом, обнес участок проволочной оградой, а посередине установил шест с собачьей конурой наверху. Только в конуре жила не собака, в ней жил попугай Коломбо, птица нрава неприятного и сварливого. Целый день бубонинский попугай просиживал на железном шестке, торчащем, словно немецкий штык, перед входом в его жилище. Попугай делал вид, что спит, – затягивал морщинистым веком свой якобы спящий глаз, другой его глаз, левый, тоже как будто спящий, спрятан был всегда под крыло – как это у него получалось, знал один лишь Коломбо. Но стоило кому-нибудь из детей приблизиться хоть на метр к ограде, птица настежь распахивала сторожевое веко, зверски хлопала крыльями и дико орала: «Воры! Караул! Грабят!» Ее хозяин выбегал на балкон, вставлял в зубы милицейский свисток и свистел в него до тех пор, пока у самого же не уставали уши.

Уля свиста нисколечко не боялась. Она вставала возле самой ограды и делала Бубонину так: будто бы зажимала в руке невидимую дирижерскую палочку и плавно ею водила, помогая солирующему маэстро. Бубонин терпел недолго, от силы минуты две. Затем, не выдержав таких издевательств, выплевывал изо рта свисток и исчезал на секунду в своей квартире. Возвращался он не с пустыми руками, а вооруженный кишкою шланга, плещущего водопроводной водой. Первой жертвой водяной артиллерии обычно становился Коломбо. Его смывало с наблюдательного поста, и попугай, как перезрелая груша, шумно падал, не по-птичьи ругаясь, на заповедную траву под балконом.

Улю Ляпину интересовало всё. Почему у их соседа Бананова на носу растет зеленая бородавка. Почему, если долго смотреть на небо через щелочку между пальцами, начинаешь видеть, что, кроме птиц, в небе столько есть всего интересного – и какие-то человечки с крылышками, и легонькие разноцветные дирижабли с непонятными надписями на брюхе, и драконы, изогнутые, как коромысло, и веселые летучие корабли. А если просто смотришь, не пряча глаз, то этого ничего не видно. Почему, когда папа сердится, у него такое смешное лицо, и наоборот, когда он смеется, лицо почему-то грустное.

Вот такой она была человек, супердевочка Уля Ляпина.

Странный свистящий звук ударил Уле в левое ухо. Слева кто-то дышал – с хриплым свистом и мелким бульканием. Так у них на дворе не дышал никто, поэтому Уля Ляпина с интересом посмотрела в ту сторону.