Зеленые и серые - Тимоти Зан

Солнце уже давно село за деревьями Риверсайд-парка на западной оконечности острова Манхэттен, и в воде Гудзона переливались огни Нью-Джерси. Меланта Грин в сопровождении двух воинов шла по прохладной траве верхнего променада к каменной лестнице, спускающейся в главный парк, и жадно вглядывалась в эти зыбкие огни и темное небо. Она поймала себя на том, что разочарована, — ей хотелось, чтобы ее последний закат являл собою более яркое и пышное зрелище. Но все было кончено, ничего не изменить. Небо почернело, не слишком теплый день уступил прохладе октябрьского нью-йоркского вечера. Ровный северный ветерок трепал остатки последних листьев, и сквозь страх и боль, колотящиеся в сердце, казалось, что сами деревья прощаются с Мелантой. Именно сейчас, когда они готовились к зимнему сну, ей предстояло погрузиться в тихое небытие.

Только их сон через несколько месяцев прервется теплым светом солнца и радостным приходом весны. Меланта же заснет навсегда.

На верхней площадке лестницы, ведущей к памятнику Джону Каррере, немного поодаль друг от друга замерли в ожидании две небольшие группы зеленых и серых. Возможно, уже сейчас установилось тревожное перемирие, и когда-нибудь мог наступить подлинный мир, но это не означало, что оба клана доверяли друг другу. Некоторых она узнала в свете уличных фонарей Риверсайд-драйв: Сирила и Александра, возглавлявших зеленых. Совсем недавно эти двое долго и серьезно разговаривали с ней, перед тем как окончательно принять решение. Она увидела и своих родителей. Несмотря на разрывающую их сердца муку, они отважно пытались сохранять мужество и своей любовью поддержать дочь. Узнала она и нескольких коренастых серых с широкими лицами, взиравших на нее бесстрастно и молча. Ее называли надеждой обоих народов, той, чье самопожертвование принесет им мир.

Она надеялась, что это так. Ужасно было бы умереть ни за что.

Они остановились примерно посередине между двумя группами. Поздоровавшись, Сирил произнес несколько ободряющих слов, но, к счастью, скоро закончил речь, поскольку ясно было, что желания разговаривать ни у кого нет. Теперь, когда солнце село, а вечер становился все холоднее, даже Меланта не видела смысла откладывать неизбежное.

Предварительная часть ритуала завершилась. Сирил и пожилой серый с длинным шрамом на левой щеке — кажется, его звали Хафдан — направились по лестнице, ведущей в нижнюю часть парка. Меланта с сопровождающими двинулись за ними, а следом потянулись остальные наблюдатели. Проходя мимо небольшого цветника, который, как сказали, будет местом ее упокоения, она вдруг задумалась, станут ли красивее цветы следующей весной.

Трава казалась более упругой, чем обычно, хотя, возможно, это ощущение возникало из-за странных туфель, которые на нее надели вместе с древним церемониальным костюмом. Трасск, высоко приколотый к левому плечу, непривычным весом неудобно оттягивал платье.

Миновав цветник, они подошли к назначенному месту между двумя величественными дубами. Здесь поджидали еще несколько зеленых. Они разглядывали троих серых, которые в свою очередь молча глазели на них, сидя на пятиметровой каменной стене, отделявшей нижнюю часть парка от верхнего променада. Глава серых, который шел рядом с Сирилом, негромко отдал приказ, те неохотно слезли со своего насеста и присоединились к остальным. За стеной празднично сияли огни Риверсайд-драйв, и Меланта на минуту задумалась, что будет, если вдруг случайный прохожий станет невольным свидетелем предстоящей трагедии. Но большинство землян, живущих в этом районе, уже готовились дома ко сну, а стена и разница в высоте создавали надежное укрытие от тех, кто еще не добрался домой.

Меланта оглянулась, в последний раз любуясь этим миром, перед тем как покинуть его навсегда. Ветер гнул обнаженные ветви деревьев, они будто прощались с нею. Сладковатый запах травы и земли завораживал Меланту. На небе проглядывали звезды, и даже шум машин звучал сегодня приглушенно. А какой-то голос в ее душе нежно нашептывал, что это подходящее место и подходящая смерть для зеленого.

Даже если тому всего двенадцать лет.

Участники ритуала неспешно заняли свои церемониальные места, образовав неплотное кольцо вокруг Меланты, ее сопровождающих, Сирила и главы серых.

— Меланта Грин, — печально и торжественно заговорил Сирил, — мы собрались сегодня, чтобы совершить то, что должно. Пойми, это делается во имя спасения наших двух народов, ради всеобщего блага. Мы просим прощения у тебя и твоей семьи и обещаем посвятить себя тому, чтобы эта жертва не стала напрасной.

— Я понимаю, — ответила Меланта.

«Для последних слов звучит довольно жалко», — подумала она отстраненно.

Но ужас и тоска снова охватили девочку, и уже казалось неважным, как будут вспоминать о ее смерти. Она потеряла из виду родителей, ей хотелось обернуться и убедиться, что они все еще здесь.

Но Меланта сдержалась. Им и так придется трудно, зачем же отягощать всю их жизнь болезненным воспоминанием о последнем томительном взгляде дочери.

— Спасибо, Меланта, — сказал Сирил.

Он отступил назад и кивнул сопровождающим.

Один из воинов, стоявших сбоку от нее, шагнул вперед и повернулся лицом к Меланте. Старательно избегая ее взгляда, он протянул руки к плечам Меланты и почти нежно взял девочку за горло.

И начал сжимать.

Непроизвольно она попыталась вырваться, руки сами собой вцепились в его запястья. Но он был готов к такой реакции, да и силы у взрослого воина несравнимо больше. Кровь гудела в ушах, заглушая все остальные звуки, но мысленно она слышала отчаянные возгласы зеленых, даже тех, кого Сирил убедил, что совершающееся — единственный выход. Как молния грозовые облака, этот шум заглушил последний призыв родителей — вскрик страха, боли и безысходности.

Меланта чувствовала, что силы убывают. Руки обвисли, колени начали подгибаться. Смутно она вдруг ощутила, как второй воин подхватил ее под мышки и держал, чтобы первый смог закончить свою работу. Перед глазами плясали белью пятна, отсвет уличных фонарей на лице палача начал угасать. Значит, конец близок? Чувствуя себя умирающим цветком, Меланта поникла и закрыла глаза.

Но даже сквозь закрытые веки она увидела ярчайшую вспышку света. Хватка на ее горле ослабла, и она неясно ощутила, что водоворот страданий вокруг затих, сменившись удивлением и оцепенением.

— Измена! — послышался отдаленный крик.

Руки воина вдруг отцепились от ее горла, послышался резкий звук удара, и что-то отбросило его на землю. Поддерживающие руки тоже разжались, и Меланта стала валиться на траву, судорожно пытаясь втянуть в легкие воздух. Откуда-то протянулась другая рука, обхватив ее за талию. На мгновение ее спаситель словно пошатнулся, затем побежал по траве; тряска болью отдавалась в нижней челюсти и шее. Пятна, мелькавшие перед глазами, постепенно исчезали, но, к своему удивлению, она обнаружила, что по-прежнему ничего не видит. Уличные фонари, сиявшие до этого с Риверсайд-драйв, совершенно погасли.