Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - Стивен Пинкер

Стивен Пинкер, автор книги «Лучшее в нас», — канадский ученый, нейропсихолог, лингвист и дважды лауреат Пулитцеровской премии, просветитель и популяризатор науки. Он учился и работал в Гарварде и Массачусетском технологическом институте. Стивен Пинкер — автор нескольких книг по психолингвистике и когнитивной теории, две из которых — «Как работает мозг» и «Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признавать ее сегодня» — были опубликованы на русском языке. «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше» — его magnum opus, написанный в 2011 году, — приходит к русскоязычному читателю сегодня. Объемом, размахом и, не побоимся сказать, авторской самоуверенностью труд этот неуловимо напоминает «Войну и мир». В одном из эпизодов толстовской эпопеи молодой граф Ростов требует у управляющего «счета всего». Автор «Лучшего в нас» читателю эти самые «счета всего» представляет: книга полна графиков, диаграмм, числовых таблиц, оперирует огромным статистическим материалом. Один список использованной литературы образует хороший университетский курс социальных наук и истории.

О чем эта книга?

Это исторический обзор факторов, способствующих снижению насилия, с объяснением причин их появления и описанием их действия во времени. Автор рассматривает всю человеческую историю под этим углом, а затем вычленяет тех «лучших ангелов», из-за которых насилие снижается, так же как и тех темных демонов, которые заставляют человека применять насилие к себе подобным.

Эта книга, пишет автор, родилась, как многое хорошее в наше время рождается, из дискуссий на форуме, где он задал вопрос своим коллегам: какая, по вашему мнению, самая недооцененная тенденция нашего времени? Проще говоря, что происходит важного, на что мы не обращаем внимания? Ему стали приходить ответы, из которых следовало, что тенденция, которую мы не видим, процесс, которого мы не замечаем, — это глобальное снижение насилия.

Стивен Пинкер ставит себя в невыгодное положение, стремясь доказать тезис, выглядящий в наше время идеалистическим или прямо нелепым. Пророки апокалипсиса всегда в цене: падение нравов и моральный регресс всякий может наблюдать на примере соседа (но никогда — самого себя), и непосредственный опыт подсказывает каждому из нас, что раньше трава была гуще, чаща чище, а все дороги вели в Изумрудный город. Но певцы прогресса перестали быть популярны с тех пор, как ушла эпоха Просвещения и потускнел культ Разума. Пытающийся доказать, что человечество с веками становится все гуманней, а нравы все мягче, выглядит как проповедник теории вечного мира из салона Анны Павловны Шерер (все читатели соглашаются с юным Пьером, что «план вечного мира есть химера»).

Однако книга Пинкера как раз об этом — на огромном и разнообразном статистическом материале автор доказывает, что во всех сферах человеческой деятельности за последние 2500 лет радикально снизился уровень насилия. Это касается как нравов войны, так и числа убийств в частной жизни, судебной пытки, пенитенциарных нравов, обращения с детьми, отношения к женщинам, сексуальным и этническим меньшинствам, животным. Пинкер как нейропсихолог отвергает тезис, что насилие составляет биологическую потребность нашего вида. Он считает, что человеку свойственно сотрудничество, что мы — социальные животные, и инстинкт подсказывает нам преимущество взаимопомощи перед насильственной конкуренцией.

Пинкер выделяет пять исторических сил, снижающих уровень насилия. Собственно, нижеследующее есть развернутое изложение известного пушкинского тезиса «лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений»:

Левиафан — появление современных национальных государств, монополизировавших насилие в рамках правоохранительной и правоприменительной системы.

Торговля — технологический прогресс, сделавший возможным обмен товарами на расстоянии, благодаря чему живой покупатель стоит дороже, чем вражеский труп.

Феминизация — рост уважения к интересам и ценностям женщин.

Глобализация и космополитизм — грамотность, мобильность и медиа, расширяющие круг наших симпатий к людям, непохожим на нас.

Рационализация, власть рассудка — применение научных и рациональных подходов к решению проблем, что позволяет осознать неэффективность замкнутого круга насилия и ценность кооперации.

Тезис о глобальной и устойчивой тенденции к снижению насилия парадоксальным образом возмущает наше нравственное чувство: он звучит как обесценивание людских страданий, новости о которых ежеминутно поставляет нам информационное пространство, как призыв к самоуспокоению и социальному квиетизму. Он, кажется, легко опровергаем любой ежеминутно приходящей новостью: информационное пространство полно описанием, и каждое кажется нам возмутительным, невиданным и, что хуже, неизбежным предвестником еще более ужасной череды зол и бедствий. На самом деле и изобилие такого рода новостей, и наше ими возмущение суть не опровержения, а подтверждения центральной мысли этой книги.

Есть общий закон: когда социум начинает избывать некое зло, его в публичном пространстве становится больше, потому что на него обращают внимание. Общераспространенное, общепринятое зло не замечается. Мы обращаем внимание — обычно с возмущением — на те социальные практики, которые или уходят, или нарождаются (конечно, всегда есть риск перепутать одно с другим).

Именно исходя из тенденции снижения насилия и повышения цены жизни человеческой те плохие новости о насилии, репрессиях, смертях, которые мы видим, поражают нас гораздо сильнее, чем они поражали наших равнодушных предков, привыкших к высокой смертности вокруг себя.

Мы воспитаны в убеждении, что ХХ век был самым кровавым во всей истории человечества, что его урок — варварство всегда рядом, слой цивилизации тонок и хрупок, ничто не предохраняет нас от быстрого и радикального одичания. При всем уважении к исследованиям о банальности зла, с их выводом «палачом может сделаться любой», они заслоняют от нас банальность добра — тот факт, что само наше возмущение ужасами войны есть плод гуманности, выращенной неуклонно прогрессирующей цивилизацией. Выясняется, что по проценту убыли мужского населения самой кровопролитной была не Вторая мировая, а гражданская война в Англии XVII века. А что такое в нашем представлении английская гражданская война? Кавалеры, пуритане-«железнобокие», неподкупный Кромвель, шпаги, кружевные рукава — сплошная романтика. Этнические чистки кажутся нам изобретением ХХ века, а на самом деле многовековая тотальная резня на границах Европы или на необозримых пространствах Средней Азии и Китая просто находилась за пределами наших познаний. В этом смысле приведенные в книге таблицы выстраивающие вооруженные конфликты по количеству людских потерь, — поучительное чтение.