В объятиях убийцы - Наталья Александрова

Был чудесный майский вечер. Я возвращалась домой со дня рождения моей близкой подруги. Возвращалась, естественно, не одна, не потому что я уж такая раскрасавица, что все мужчины в очередь стоят, чтобы проводить меня домой, а просто в наше время молодой женщине одной поздно вечером ходить по улицам небезопасно. Я посмотрела на своего спутника. Его мне буквально навязала мать моей подруги, как будто того, кто шел со мной рядом, можно было рассматривать в качестве защитника. Хотя дело, разумеется, было совершенно не в этом.

Мне двадцать семь лет, и я потенциальная старая дева, так утверждает моя старшая сестрица. Выдать меня замуж родственники уже потеряли всякую надежду, теперь они мечтают просто кого-нибудь мне найти. Некоторые люди очень пекутся о личной жизни своих близких, стараются ее устроить, хотя никто их об этом не просит. Мало мне родственников, так еще знакомые стараются подсудобить кого-нибудь. Вот как сегодня.

Моя подруга старше меня на два года, жила себе прекрасно, работала, сама она художник, но мать ее была просто одержима идеей выдать дочку замуж, хотя сама всю жизнь прожила одна. И вот пожалуйста, в этом году пристроила-таки мамаша мою Ирку. Нашла ей какого-то из провинции, говорит, что писатель, а кто на самом деле – черт его разберет. Сидит целыми днями дома и пишет роман. Уже три года над ним работает, наверное, хочет «Войну и мир» переплюнуть. Иркина мамаша сама удивилась, как это у нее получилось – тридцатилетнюю дочь выдать замуж, страшно себя зауважала и все силы направила на меня. Ну, не могут люди спокойно смотреть, когда человеку хорошо!

Я присмотрелась к своему спутнику. Однако неужели со мной дело обстоит так плохо, что они уже не стесняются подсовывать мне такое? Во-первых, он был жутко толстый, рыхлый какой-то, болезненного вида. Во-вторых, одет в джинсовый костюм – лоснящийся, мятый и вообще не первой свежести. Длинные сальные волосы свисали на воротник, маленькие глазки еле виднелись из-за заплывших жиром щек. Дышит тяжело, еще бы, такую тушу таскать, небось не меньше ста килограммов весит!

Ну и кавалер! Отворотясь не наглядеться. А вид имеет недовольный, в мою сторону и не смотрит, злится, что провожать заставили. Ну я с ним быстро разберусь. От метро позвоню домой, попрошу, чтобы Славка меня встретил, заодно с Лолитой погуляет. А этого спроважу, пусть себе шлепает домой. Однако надо хоть разговор с ним завязать, а то неудобно – идем и молчим. Как же его зовут-то? А ведь нас представляли друг другу – именно представляли, потому что в семье моей подруги царит культ воспитания и хороших манер. Так как же его зовут? Вспомнила – Алик! Такой толстый – и Алик.

– Скажите, а Алик – это Олег или Алексей?

– Альберт, – ответил он мне сквозь зубы, усмехаясь.

«Ах вот ты как? Еще хамить мне будешь, жиртрест несчастный! Ну, подожди у меня, сейчас я тебе устрою!»

Я радостно засмеялась, взяла его под руку и даже прижалась плечом.

– Подумать только, какое редкое имя! У меня еще никогда не было знакомого молодого человека, которого звали Альберт. Артур был, Евстигней был, даже Ромуальд один был, а вот Альберта не было.

Он посмотрел на меня со злостью, хотел уже сказать что-то обидное, но я глядела на него абсолютно пустыми глазами и глупо улыбалась. В свое время перед зеркалом я долго училась так смотреть и преуспела. Очень полезное умение – кто обидит дурочку? В худшем случае покрутят пальцем у виска и отойдут. А кто-то просто пожалеет.

Этот Алик тоже решил, что я просто непроходимая дура, и не стал связываться. Мы подошли к троллейбусной остановке, Алик с тоской смотрел на дорогу, но троллейбуса не было видно.

– Алик, а вам разве не на метро ехать?

– На метро, – вздохнул он.

– Так пойдемте пешком до метро, тут две остановки, вечер такой чудесный, тепло совсем, скоро черемуха расцветет. Вам что больше нравится: сирень или черемуха?

Я тараторила, не давая ему вставить ни слова, а сама тянула его прочь от остановки. «Вот, не будешь хамить, тоже мне, «Альберт!» Запомнишь ты этот вечерок надолго!»

Он между тем смотрел на меня с ненавистью, но руки не вырывал и шел за мной покорно, как баран на бойню.

– Ах, скажите, Альберт, у вас не бывает весной какого-то такого чувства, что вот вам хочется бежать куда-то без оглядки или полететь высоко в небо… – Тут я решила, что, пожалуй, перегнула палку, и осторожно скосила глаза.

У него на лице я прочитала сильнейшее желание немедленно бежать от меня без оглядки далеко-далеко, но перед этим придушить меня тут же, на месте. Мне вдруг стало скучно, я замолчала и даже отпустила его руку. Мимо проехал троллейбус. Одну остановку мы прошли молча, мне расхотелось над ним издеваться. В конце концов, я вовсе не просила его меня провожать, он мог вежливо отказаться, сказал бы, что спешит, а хамить-то зачем?

Вдалеке показалось здание метро, я прибавила шагу, мой спутник тоже приободрился и уже не так мрачно сопел. И в это время откуда-то сбоку вывернула компания подвыпивших парней. Они горланили песни, попивали пиво и были в чудесном настроении.

– Эй, сало, дай закурить! – миролюбиво обратились они к моему спутнику.

Алик покраснел, но шел молча, не поворачивая головы. Они поравнялись с нами и продолжали громко обсуждать фигуру моего спутника, его вес и походку. Потом они добрались до меня. Я не толстая, ноги у меня не кривые, особенно бросающихся в лицо недостатков на фигуре и физиономии не имею, поэтому парни только прохаживались насчет того, удобно ли мне в постели с таким толстяком, и давали советы.

Обычное такое хамье, пэтэушники-отморозки. Таких даже в бандиты не возьмут, потому что там нужны накачанные мускулы, а у этих и того нет. Абсолютно бесполезные существа, а вреда от них масса.

Очевидно, в этот раз парни были в не очень агрессивном настроении, нам повезло. Я уже думала, что все как-нибудь обойдется, как вдруг последний из парней, самый маленький и противный, подскочил к Алику, дернул его за руку и заорал:

– Сказано тебе, дай закурить! – и добавил несколько матерных слов.

– Пошел вон! – прошипел Алик и выдернул руку.

Не знаю, зачем он это сделал, вернее, почему – то ли у него уже не хватило терпения слушать все эти гадости, то ли этот маленький гаденыш не внушал ему больших опасений, но так или иначе Алик вырвал руку и даже оттолкнул его. Тот удержался на ногах и вдруг выхватил нож. Я сначала не поняла, что это нож, потому что лезвие было выпускное, парень просто вытащил из кармана какую-то штуку, и вдруг блеснуло лезвие. К тому времени вся компания уже отошла, мы стояли втроем на пустой улице. Я испугалась: ведь у этого мерзавца нет ни мозгов, ни совести – запросто может пырнуть ножом и убежать. И никто его не найдет. А если все-таки найдут и посадят, то так и пойдет сидеть не задумываясь – как я говорила, мозгов-то нет!