Разбитое отражение - Сабрина Джеффрис

Дверь камеры закрылась за Рейчел Брэдли с отвратительным, леденящим кровь лязгом. В этом жутком металлическом звуке потонули перекликающиеся голоса женщин-заключенных, кряхтенье и скрип кроватных пружин. В муниципальной тюрьме Джефферсона готовились к отбою.

«Это не навсегда, – напомнила себе Рейчел, косясь на сидящую в углу на нарах соседку по камере. – Скоро я выйду отсюда. Может, уже через два-три часа».

И все-таки, помимо воли, она обернулась и с тоской посмотрела сквозь дверную решетку на удаляющегося надзирателя. Ей хотелось позвать его, сказать, что она передумала, но Рейчел знала, что должна остаться здесь. Хотя бы ради Си Джей.

На все про все майор Годшо отвел ей шесть часов. Завтра утром женщину из этой камеры уведут на суд, и тогда уже ничего не сделаешь. Шесть часов… Слишком много для того, кто заперт с незнакомым человеком в тюремной камере, но для того, чтобы вытянуть из этого человека признание, слишком малый срок.

Прижавшись лицом к холодной решетке, Рейчел выглянула в коридор. Вдаль уходил длинный ряд таких же камер, похожих на гигантские консервные банки. «Консервированные женщины, – угрюмо подумала она. – Испорченные консервированные женщины…»

Ей казалось, что отчаяние, исходящее от каждой из них, окутывает ее тяжелым дурманом, понемногу просачивается в мозг. «Я не позволю этому парализовать меня, – сказала она себе. – У меня есть дело, и чем скорее я начну работать, тем раньше выйду отсюда».

Сделав глубокий вдох, Рейчел отошла от решетки и повернулась лицом к сокамернице. Жилистая смуглая блондинка сидела на краешке нар и курила. Ее тяжелые груди туго обтягивал топ из ядовито-розового эластика, совсем не прикрывающий плоского мускулистого живота; атласные черные шорты напоминали скорее купальник-бикини. Рейчел в жизни не видела такой откровенно вызывающей одежды. За что эта женщина попала в тюрьму, не вызывало ни малейшего сомнения. Даже если забыть о шортах и топе, желтоватые, пережженные перекисью волосы, десятисантиметровые каблуки и длинные вызолоченные ногти говорили сами за себя. Рейчел сразу стало ясно, что перед ней обладательница древнейшей профессии.

Однако для особы, привыкшей ночевать под казенным кровом, проститутка вела себя как-то слишком беспокойно. Она курила, судорожно и глубоко затягиваясь, то и дело нервно стряхивая на пол не успевающий нарасти столбик пепла; сидела чересчур прямо, плотно сдвинув колени. Что-то в очертаниях твердых, крепко сжатых губ, в недобром блеске глаз говорило о напряжении слишком сильном для «ночной бабочки», которой ночь в кутузке должна бы казаться неизбежным, но вполне терпимым злом. «Но ведь обычно проститутки платят штраф – и все, – подумала Рейчел. – А этой почему-то предстоит суд…» Ей и прежде приходилось сотрудничать с полицией, однако в самом судопроизводстве она не понимала ничего. Забавно – столько лет проработала в библиотеке, а не может вспомнить ни одной книги по этому вопросу. В библиотеке были книги о том, как заработать целое состояние на переработке мусора или где найти дешевые автозапчасти, но ничего о пребывании в тюрьме. Стоит только переступить черту – и от тебя отворачивается даже библиотека…

Рейчел понимала одно: если она понадобилась майору Годшо, значит, эту проститутку вряд ли держат здесь за приставание к мужчинам на улице. Ее сестра, детектив Келли Брэдли, попросила выяснить, что представляет собой эта женщина. Под блузку Рейчел спрятали микрофон; майор Годшо и Келли слышали сейчас каждое ее слово. К несчастью, от этого ей легче не становилось. Может, и правда у нее такой особенный дар – вытягивать из людей их секреты, – но никакой радости в том нет…

Поправив трясущимися пальцами светло-рыжие волосы, Рейчел оглядела убогое убранство камеры. Дощатые нары вдоль стен, раковина, в дальнем углу журчит унитаз, лишний раз напоминая, что тюрьма – не место для уединения.

Рейчел вздохнула. Она никогда не бывала в следственном изоляторе, но камера оказалась именно такой, как она себе и представляла. Интересно, знает ли Годшо, как тяжко ей сейчас? Рейчел досадливо поморщилась. Конечно, знает! Наверно, только и ждет, чтобы она струсила и запросила пощады. А ведь если смотреть правде в глаза, она и в самом деле чуть было не попросила пощады… Заглядывать в чужую душу всегда страшно, и сегодня это не доставит ей ни малейшего удовольствия. Но надо, ничего не поделаешь. Ради Си Джей и ради ее второй сестры, Келли.

«Держись, детка, потом все будет хорошо», – услышала она словно на яву спокойный, умиротворяющий голос. Папин голос. Папа всегда так говорит. Рейчел почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она не видела отца больше месяца и тосковала по нему.

По Си Джей тоже, но Си Джей больше нет. Она ушла навсегда, лежит глубоко под землей в этом жутком гробу. И надо выяснить, почему, как это случилось.

На негнущихся ногах Рейчел прошла к своим нарам и села.

– Эй, Сюзи Солнышко, сигареты есть? – сипло спросила соседка.

«Сюзи Солнышко?» Рейчел оглядела свою порядком измятую одежку – белая блузка с вышитыми цветочками, воздушная юбка, на ногах босоножки из тоненьких ремешков. Пожалуй, вид несколько девчачий, но она всегда так одевается…

А соседка, казалось, уже забыла о ней и безучастно смотрела в пространство. На вид ей было лет тридцать пять, но, может быть, нелегкая жизнь преждевременно состарила ее, проложив глубокие складки в углах рта, на лбу, над верхней губой.

– Я говорю, курить есть? – сдавленным шепотом повторила женщина, так и не взглянув на Рейчел, и в последний раз затянулась зажатым в тонких пальцах окурком «Вирджиния слим».

Рейчел снова вздохнула. Пора браться за работу. Надо заставить женщину поднять на нее глаза. Но как?

– Вы со мной говорите? – спросила она.

Женщина наконец посмотрела на нее в упор, подрагивая уголками губ.

– Ну да, цыпленок. А с кем тут еще говорить?

«Не отворачивайся!» – мысленно приказала Рейчел, а вслух произнесла:

– Но меня зовут Рейчел.

Женщина шевельнула безжалостно выщипанной бровью и равнодушно отвернулась.

– Да наплевать мне, как тебя зовут. У тебя курить есть?

– Я не курю.

– А я вот курю! И меня сюда первую привели, так что, если хочешь, жалуйся, но сперва десять раз подумай.

– Да нет, курите, пожалуйста. – Рейчел помолчала. – А вас как зовут?

Соседка явно колебалась, потом пожала плечами.

– Харлей – так все называют.

– Харлей? – Да. Я мотоциклистов клею.

«Ничего себе специальность», – усмехнулась про себя Рейчел, но промолчала.

– За что тебя сюда? – спросила Харлей, по-прежнему глядя на дверную решетку.