Якса. Царство железных слез - Яцек Комуда

1

Во тьме возник огонек, красный, как дотлевающая головешка. Рядом – второй, третий… десятый. Загорались они под деревьями, всюду, где царил мрак. Нынче на небе не было серебристого, ласкающего глаз Княжича. Вместо него вышел жестокий Халь. Узкий красный серп со сходящимися рогами висел среди рассыпанного порошка звезд словно недоделанный, бесформенный перстень; дурное божье око, глядящее на укрытую во тьме землю. Близилась Пустая Ночь. Время злых призраков и крови.

Лес ожил. Уродливые тени сгущались под вековыми елями и смереками, собирались, сжимались вокруг лагеря, освещенного несколькими костерками. Фигуры на четырех ногах, с копытами, из тел вырастали огромные головы с раскидистыми рогами, отростками и почти человеческими руками.

После пронзительного свиста пищалки – рванули. С коротким топотом копыт они вырвались из-под деревьев на поляну, со всех сторон, живым, сжимающимся кругом смерти.

Даже их крики были приглушенными. Нападавшие прокатились по спящим у костров людям как волна, топча их копытами. Вколачивали несчастных, укрытых плащами и шкурами, в землю, крушили головы, спины и руки. Вопли! В растущую кипень схватки, в горловые команды атакующих ворвался испуганный писк детей, плач женщин. Никто не защищался, не тянулся за копьем, топором. Напавшие секли убегавших окровавленными клинками, валили мохнатыми коньками. Не знали пощады, никто не учил их милосердию. В боевом вихре, во вспышках огня мелькали их огромные фигуры. Животный хрип, горловой вскрик. Посвист и блеск стали, тела валятся на землю, в огонь, сталкиваются и спотыкаются в попытке бегства!

Грот вскочил при первых звуках резни. Он и так почти не спал, просто пережидал холодную весеннюю ночь. Жался у огня, укрытый тонким серым плащом, пытаясь найти под ним хоть немного тепла. Едва только оказался на ногах, его толкнули – и он снова упал на землю, замер на миг, раскинув руки, обжег левую ладонь на углях, закричал и перевалился на бок. Кто-то незнакомый упал рядом, хрипя и давясь кровью, инок едва сумел вскочить снова, и его тут же сжала и сдавила толпа убегающих. Грот спотыкался на камнях, падал на колени, чувствуя вонь крови и железа, тлеющих шкур.

– Хунгуры! – рвалось из сотен глоток. – Хунгу-у-у-уры! Спаси-и-ите!

Грот вместе с толпой убегал в лес, лишь бы подальше от тропок, но нападавшие не позволили людям разбежаться. Оттесняя их к костру, рубя тех, кто был вооружен – или просто казался опасным, – начали загонять испуганных женщин, стариков и детей в кучу, словно стадо овец. Демоны спрятали окровавленные клинки, взялись за плети. Длинные наборные нагайки со свистом секли лбы и затылки убегающих. Сила их была невообразима: каждый посвист кончался коротким глухим стуком, жутким воплем боли! Ремни резали кожу, ломали пальцы, рассекали головы. Грот получил по руке; удар был настолько силен, что инок полетел на землю, сбив с ног седовласую женщину. В хаосе сумел сохранить остатки вежества – протянул ей руку, но хунгуры не дали на это времени. Он услышал стук копыт, жуткий посвист, щелчок кнута: удар был как поцелуй змеи; его бросило на камни, он почувствовал кровь, текущую по руке, сама же рука бессильно обвисла. Под кнутом хунгуров с него слетели остатки гордости и достоинства.

Хунгуры согнали людей назад в лагерь – под огромные вековые ели, в сколоченную из жердей ограду для скота. Затолкали толпу туда, напирая волосатыми конскими грудями, стегая батогами налево и направо. Женщины всхлипывали, кто-то кричал. Дети плакали. Раненые стонали, выли дикими голосами.

Гортанный говор. «Эк-кей! Удун – боорте кисмак!» Слова как из языческой страны мертвых, Навии. Хриплые, жесткие, даже бес так не говорит. В ответ от людей неслись вздохи, слова молитв. «О, Есса, спаси нас! Из лесной глуши взываем к тебе, Праотец! Гром, помилуй нас!» – хрипел кто-то вперемешку имена нового и старого, языческого божества.

Грот стоял, стиснутый в окровавленной, смердящей грязью и страхом толпе. Должен был бы взять себя в руки, ведь он – инок, садовник божий, слуга Праотца. Он должен молиться, поддерживать души ближних. Но ужас перехватывал горло. Кто-то втыкал ему локоть в бок, ноги в селянских башмаках топтались по пальцам. Избитый, дрожащий, он не кричал, не дергался. Наблюдал.

Черные уродливые фигуры кружили у ограды. Еще больше их ходило по лагерю. Подбрасывали дрова в растоптанные костры, раздували жар; как видно, в темноте они видели так же слабо, как и люди.

Все это заняло какое-то время. Настолько долгое, что горящий на небе Халь начал бледнеть. Злой отсвет его размывался, убегая от зари. Далеко на востоке, за рваной линией Круга Гор, появлялась уже узкая полоса света. Над горными потоками и над мокрыми равнинами вставали туманы.

Рассвет открыл истинное лицо нападавших. Сперва Грот увидел, что у них нет никаких копыт. Что они просто сидят на низких, плотных мохнатых лошадках, воняющих хуже куч навоза. Кто-то уже слез с седла, представ во всей красе. Рослые, но отнюдь не великаны, сгорбленные, со смуглыми лицами и вытянутыми черепами, они едва походили на людей. Непохожими на человеческие были даже их странные, раскосые, будто оттянутые в стороны глаза. Некоторые лица, измазанные белым, напоминали рожи могильных упырей. Речь хунгуров звучала чуждо и зловеще. На головах они носили странные кожаные шлемы с тремя свисающими по бокам кусками кожи, иной раз покрытыми мехом – или огромные малахаи, украшенные раскидистыми рогами. Тела их защищала броня из золоченых пластин или кусочков кожи, связанных ремешками, иногда – просто шубы или кафтаны. Странные, простеганные толстой дратвой, с квадратными вышитыми узорами. В руках – кривые мечи, секиры и кнуты: длинные, волочащиеся по земле. Грот уже знал, что один удар таким может свалить с ног взрослого воина. Если же били со свистом, то резали кожу, словно хорошо наточенный нож.

Инок услышал крики, вопли, толпа заволновалась, он же перевел взгляд на лагерь. Хунгуры пригнали туда группку женщин, разделили ее под смех и щелканье кнутами между несколькими воинами. А потом – стали срывать с женщин юбки и рубахи. Кто-то рядом кричал, причитая: «Славна! Славна-а-а!» Другой бросился на помощь, насел, безоружный, как бык на ближайшего хунгура, опрокинул, вколотил коленом в каменистую горную землю.