Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

Долорес и Чарльзу Ридачу. Двум самым замечательным людям из всех, кого я когда-либо встречал. От благодарного брата.

Будьте здоровы!

«The Parsifal Mosaic» 1982, перевод Г. Косова

Холодный свет луны, льющийся с ночного неба, отражался в волнах прибоя. Отдельные валы, достигая прибрежных скал, взрывались при ударе о них и повисали белым облаком брызг. Этот крошечный, зажатый со всех сторон высокими отвесными скалами отрезок побережья Коста-Брава стал местом казни. Или должен был стать им.

Наконец он увидел ее. Женщина бежала в последней отчаянной попытке спасти свою жизнь. Сквозь шум моря и удары прибоя до него долетел истерический крик:

— Pro Boha Ziwtto! Со to Delas! Prestan! Proc! Proc![1]

Светлые волосы жертвы развевались на бегу и серебрились в лучах луны, а силуэт был хорошо заметен в отсвете яркого прожекторного пятна, бегущего ярдах в пятидесяти позади нее. Женщина упала, и в то же мгновение луч прожектора схватил лежащую. Стаккато автоматной очереди разорвало ночь. Пули вздымали фонтанчики песка и вырывали клочья травы вокруг упавшей. Ей оставалось жить несколько секунд.

Его любовь должна умереть.

* * *

Они находились на высоком холме. Где-то внизу катера разрезали поверхность реки, оставляя за собой разбегающийся след. Струйки дыма из заводских труб в долине растекались в послеполуденном воздухе, делая невидимыми отдаленные горы. Майкл уже не верил в то, что ветер когда-нибудь разгонит эти искусственные облака и вновь откроется вид на хребет. Его голова покоилась на коленях Дженны, а вытянутые длинные ноги почти касались плетеной корзины, в которую она сложила сандвичи и охлажденное вино. Дженна сидела на траве, прислонившись спинойк гладкому стволу березы. Она гладила его волосы. Затем пальцы женщины нежно пробежали по его лицу и коснулись губ.

— Михаил, милый, знаешь, о чем я думаю? Ни твидовые пиджаки и темные брюки, которые ты так любишь носить, нитвой прекрасный английский, который ты выучил в своем не менее прекрасном университете, никогда не сделают из Гавличека Хейвелока.

— Их предназначение вовсе не в этом. Первые являются своего рода униформой. А второй просто нужно было выучить как средство самозащиты. — Он улыбнулся и погладил ее руку. — В любом случае университет остался в далеком прошлом.

— Много всего осталось в прошлом. И именно здесь.

— Все ушло.

— Но тебе было так трудно, милый.

— Теперь это уже история. Главное, что я сумел выжить.

— Многие не сумели.

* * *

Блондинка приподнялась и перекатилась по песку направо, где виднелась поросль высокой травы. На несколько секунд ей удалось ускользнуть от цепкого луча прожектора. Оставаясь в темноте, стараясь использовать полосы травы как укрытие, она поползла к грунтовой дороге чуть выше пляжа.

Это ее не спасет, подумал высокий человек в черном свитере. Он стоял между двух деревьев выше дороги и выше того места, где творилась чудовищная жестокость. Не так давно ему же довелось смотреть на эту женщину сверху. Но тогда она не паниковала. В тот момент она была просто великолепна.

* * *

Он медленно и очень осторожно отодвинул плотную занавеску на окне неосвещенного кабинета. Прижавшись спиной к стене и чуть склонив голову в сторону окна, он видел, как она шла там, внизу, через залитый светом внутренний двор. Ее высокие каблуки выбивали по булыжнику барабанную дробь, эхом отражавшуюся от стен окружающих зданий. В тени стояли охранники — застывшие марионетки в мундирах советского образца. Повернув голову, они бросали оценивающие взгляды на женщину, уверенно шагавшую по направлению к металлическим воротам в центре стены, ограждающей каменный массив самого сердца тайной полиции Праги. Мысли, скрывающиеся за взглядами охранников, не вызывали никаких сомнений. Это не рядовая секретарша, задержавшаяся допоздна на службе. Это шествует привилегированная шлюха, которая выполняет любое пожелание комиссара на комиссарской кушетке в любое время дня и ночи.

Но за ней следили и другие глаза — глаза за гардинами в темных окнах. Секундная неуверенность в походке, едва заметное колебание, и тут же на вахту последует телефонный звонок с приказом задержать женщину. Конечно, следует избегать недоразумений в тех случаях, когда в них могут быть замешаны комиссары, но бдительность превыше всего, особенно, если возникает подозрение.

Она не проявила ни неуверенности, ни колебаний. Итак, она ухитрилась пронести... сумела вынести за охраняемые пределы! Им все-таки удалось сделать это! Внезапно он почувствовал боль в сердце и понял ее причину... Страх. Обыкновенный, ничем не прикрытый тошнотворный страх. Он все вспомнил — воспоминания в воспоминаниях. Сейчас, когда он смотрел на нее, перед его взором стояли руины разрушенного поселения, сцены массового истребления. Лидице. И ребенок — один из множества, — спешащий через дымящиеся груды развалин для того, чтобы скорее доставить донесение, ребенок с набитыми взрывчаткой карманами. Неуверенность, секундное колебание и конец. Уход в историю.

Она все-таки дошла до ворот. Эти раболепные марионетки-охранники могли ухмыляться сколько им заблагорассудится. Она была просто великолепна. Господи, как он ее любил.

* * *

Ей удалось доползти до обочины дороги. Ее ноги и руки отчаянно работают, пальцы царапают землю в попытке скрыться, выжить. Там уже нет спасительной травы, луч прожектора быстро нащупает несчастную. И конец наступит мгновенно.

Он наблюдал, пригасив все чувства, изгнав всякую боль — простая лакмусовая бумага в человеческом облике. Он впитывал в себя картину без каких бы то ни было внутренних комментариев... как профессионал. Он познал истину. Этот клочок берега на Коста-Брава свидетельство ее вины, ее преступлений. Женщина, которая истерически визжит там, внизу, убийца, агент известной своей гнусностью Военной контрразведки — самого отвратительного подразделения советского КГБ. Подразделения, которое сеет терроризм по всему миру. Это неопровержимая истина. Он все проверил лично. Связывался из Мадрида с Вашингтоном. Этой ночью оперативный сотрудник Военной контрразведки Дженна Каррас по приказу из Москвы должна была передать группе Баадера-Майнхоф список лиц, подлежащих к уничтожению. Место встречи — уединенный пляж под названием Монтебелло, к северу от городка Блейнс. Такова неопровержимая истина.

Открытие этой истины неизбежно вело к следующему императиву — императиву, прямо вытекающему из его профессии. Тот, кто предает живых и сеет смерть, должен умереть. Личность не имеет значения, совершенно не важно... Майкл Хейвелок принял решение и не изменит его. Он сам организовал финальный удар в смертельной западне для женщины, которая подарила ему счастья больше, чем кто-либо другой на земле. Его любимая оказалась убийцей. Разрешить ей жить дальше — означало бы вынесение смертного приговора сотням или даже тысячам других. Императив.