Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

Лондон

5 октября 1822 года

Милорд!

Это письмо после прочтения следует сжечь. Если оно попадет не в те руки, меня снова отправят в ссылку в деревню, в одно из поместий моих сводных дядей Карсингтон, где меня наверняка будут держать в изоляции.

Я не против кратковременного проживания в деревне, но быть запертой там и лишенной любого общения с людьми (из-за боязни, что я могу завязать неподходящие знакомства или сбить с пути невинных) просто невыносимо. Это может спровоцировать меня на отчаянные поступки.

За мной постоянно следят. Единственный способ послать тебе письмо без правки и цензуры — написать его в тайном месте и договориться с определенными людьми, которые должны остаться неизвестными, чтобы они положили мое послание в дипломатическую почту, поскольку дело это необыкновенно опасное.

Я бы не взялась за это рискованное дело только для того, чтобы отметить, что прошел ровно год, как состоялось наше увлекательное путешествие в Бристоль. Я также не стала бы подвергать опасности свою свободу только ради того, чтобы сообщить обычные безобидные новости, какие юной леди позволено передавать своему знакомому юному джентльмену, тем более что он практически приходится ей братом или по меньшей мере кем-то вроде кузена.

Мне приходится прибегнуть к уловке, поскольку считаю своим долгом сообщить тебе о грядущей перемене в твоей жизни. Нам, детям, не полагается знать о таких делах, но я не слепая. Дело в том, что твоя мать снова беременна.

Да, потрясающая новость, в ее-то возрасте, тем более что с тех пор, как родился твой первый брат, прошло не больше года. Кстати, малыш Дэвид становится удивительно похожим на тебя, по крайней мере внешне. В самом нежном возрасте дети меняются как хамелеоны, но его черты лица, похоже, определились. Волосики у него растут светлые, как твои, и глаза, кажется, обрели такой же необычный оттенок серого. Но я отвлеклась.

Меня заинтересовала внезапная плодовитость твоей матери после тринадцати лет бесплодия. Но прабабка Харгейт говорит, что все это объясняется продолжительными визитами твоих родителей за последние годы в их любовное гнездышко, как она его называет, в Шотландии. Прабабка утверждает, что хаггис[1]и шотландское виски сделали свое дело. Она говорит, подобное сочетание всегда оказывало удивительное воздействие на прадеда. Я знаю, что она имеет ввиду под «удивительным», поскольку наткнулась однажды на ее тайную коллекцию гравюр.

Надо заканчивать, если я хочу, чтобы письмо благополучно попало в курьерскую сумку. Мне будет трудно улизнуть из дома родственника незамеченной и найти кеб. К счастью, у меня есть союзники. Если меня схватят, то меня ждет заточение в деревне, но, как тебе известно, в стремлении к благородной цели собственная безопасность и счастье не имеют для меня особого значения.

Искренне твоя

Оливия Уингейт-Карсингтон.

Фивы, Египет

10 ноября 1822 года

Дорогая Оливия!

Я получил твое письмо несколько дней назад и должен был ответить раньше, но моя учеба и наша работа отнимают все время. Сегодня, впрочем, дядя Руперт уехал, чтобы прогнать группу французов с одного из мест наших раскопок — уже в третий раз. Негодяи выжидают, пока наши люди очистят весь песок, а это недели и недели работы. Затем бесчестные галлы состряпают фирман[2] от несуществующего халифа или какой-нибудь другой документ, который даст им все права на эту местность.

Я мог бы разбить им головы не хуже всякого другого и уехать, но тетя Дафна привязала меня к поручню дахабии (это такая лодка на Ниле, довольно удобная) и велела мне написать родным. Если я напишу родителям, это лишь напомнит им о моем существовании и вызовет обычное глупое желание призвать меня домой, чтобы наблюдать их спектакли до тех пор, пока они не забудут, зачем я был нужен, и не отправят меня в очередную унылую школу.

Поскольку ты, как приемная дочь лорда Рэтборна, считаешься членом семьи, то никто не станет возражать, если вместо них я напишу тебе. Что касается твоей новости, то она вызывает во мне противоречивые чувства. С одной стороны, я очень огорчен известием о том, что еще одно невинное дитя окажется ввергнутым в пучину родительских страстей. С другой — я эгоистично рад иметь наконец родных братьев, и мне приятно, что малыш Дэвид в добром здравии.

Не знаю, почему кто-то должен возражать против того, что ты сообщишь мне о беременности моей матери, но я ведь никогда не понимал, почему женщин за это осуждают. Если тебя это утешит, то здесь женщины находятся в еще более трудном положении. В любом случае я надеюсь, что ты не попадешь в заточение за то, что просветила меня. Твой характер не вписывается в рамки правил, я уж не говорю о сидении под замком. В этом я убедился на личном опыте во время приключения, о котором ты вспоминаешь.

Разумеется, я отлично помню тот день, когда внезапно и неожиданно — эти два слова у меня всегда будут неразрывно связаны с тобой — покинул Лондон вместе с тобой.

Каждое мгновение нашей поездки в Бристоль врезалось в мой мозг так же глубоко, как греческие и египетские надписи на Розеттском камне, и останется там так же долго. Если кто-то, столетия спустя, случайно раскопает мое тело и станет препарировать мой мозг, то он найдет там три четко врезавшихся слова: «Оливия. Внезапно. Неожиданно».

Ты знаешь, что в отличие от моих родителей я не сентиментален. Мои суждения должны опираться на факты. А факт заключается в том, что после нашего путешествия моя жизнь удивительным образом изменилась.

Если бы я не поехал с тобой, меня бы отослали в одну из многочисленных школ в Шотландии, где придерживаются спартанских принципов воспитания. Хотя, честно говоря, если сравнивать, то спартанцы были гораздо мягче. Мне пришлось бы мириться с такой же раздражающей ограниченностью интересов, какая существует в других школах, но только в еще более садистских формах, и при этом терпеть непостижимый шотландский акцент и отвратительную погоду. И волынку.

В благодарность прилагаю небольшой подарок. По словам тети Дафны, знак, обозначающий жука-скарабея, произносится как «kheper», с «kh» как немецкий «ach». Иероглифы имеют несколько значений и могут толковаться по-разному. Скарабей символизирует возрождение.

Это путешествие в Египет я рассматриваю как свое второе рождение. Оно оказалось еще более увлекательным, чем я смел надеяться. За прошедшие века песок поглотил целые миры, которые мы только начали открывать. Эти люди восхищают меня, и мои дни здесь стимулируют меня умственно и физически, чего никогда не бывало дома. Я не знаю, когда мы вернемся в Англию. Надеюсь, что это будет ненадолго.