Пятая девушка - Павел Агалаков

* * *

Тьма. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Глаза. Бешеный взгляд. Руки. Руки – медвежьи лапы. Боль. Боль, разрывающая каждый мускул. Число? Число вроде было тринадцатое. Свет. Лица. Почему они такие безобразные? Что? Что происходит? Ирка, какая нелепая поза. Где ее нога? Школа, она на плече старшеклассника. Колокольчик. Звон. Звон. Больно, как больно. Этот запах, запах, знакомый до жути. Запах. Да, так пахло в подвале нашего дома, когда мальчишки завели нас туда с Иркой, а сами спрятались. Ирка. Свет тусклый, слабый, наверное, лампочка ватт на сорок. Кирпичная кладка, труба, цепь, браслеты. Пить, как хочется пить.

– Где я? – Cиплые слова выкатились из пересохшей гортани.

– Очнулась? Вот и хорошо. Поговорим? – Гулкий бас разорвал тишину.

– Какого черта! Шесть утра, – прохрипел сонным голосом Андрей, протягивая отлежанную руку к телефону.

Майор полиции Андрей Михайлович Ильин был, как говорится, мужчиной в самом расцвете сил. Темные густые волосы кое-где прореживала седина. На правом плече красовался пограничный столб с почти уже расплывшейся надписью «Суаярви 1991–1993». Шрам над левой бровью, память о драке с дембелями, опускал ее слегка вниз, придавая лицу напускную суровость. Глубокий взгляд карих глаз выдавал повидавшего многое человека. В свои сорок с небольшим он выглядел словно супергерой, сошедший с глянцевых страниц рекламы нижнего мужского белья. Ежедневные подтягивания на турнике и упражнения на пресс держали его мышцы в тонусе и делали объектом внимания особ женского пола, когда он появлялся на пляже. За свою долгую службу в убойном отделе Ильин научился не хуже дипломированного психолога разбираться в людях. Многие сослуживцы частенько обращались к нему за помощью в различных запутанных ситуациях. В отделе его звали Гуру Михалыч или просто Михалыч.

– Михалыч! Тут, блин, такое творится. Кабан рвет и мечет. Всех убойщиков велел на ноги поставить, – прозвенел дискант дежурного на другом конце провода. – Бегает по коридору красный, как помидор, через слово мат. Наши все по кабинетам сныкались, боятся, как бы ненароком не зашиб. Собирайся и чеши в отдел. – В трубке послышались короткие гудки.

Путь от дома до службы занимал у Ильина в среднем минут пятнадцать. Поэтому он не спеша поднялся с кровати, включил чайник и было собрался идти умываться, как снова зазвонил телефон.

– Слушаю, – подняв трубку, пробурчал Ильин.

– Михалыч, здорово! Что там стряслось, ты не в курсе? – В трубке звучал голос лейтенанта Копылова, год назад закончившего Академию МВД и попавшего по распределению в заботливые руки Ильина. – Дежурный сказал, что Кабан грозится на вилы поставить, если через десять минут всех в его кабинете не будет.

– Лех, ты на машине? – спросил Ильин.

– Да. А что? – ответил Алексей.

– Ты ведь у нас на проспекте Гагарина обитаешься?

– Да.

– Заскочи за мной.

– Хорошо. Через пять минут буду.

Мирно урчащий «Рено Логан», подаренный Алексею родителями в день выпуска, вез Ильина и Копылова по еще не забитому до уровня килек в банке проспекту. По радио звучал голос диджея, читающего новости:

– Саммит «большой восьмерки» обсудил сирийский вопрос и пришел к выводу о нецелесообразности ввода войск на территорию страны.

Криминальные новости. Сегодня в пять часов утра на берегу Мещерского озера местные рыбаки обнаружили изуродованный труп девушки. Это четвертая жертва за последние два месяца. Полиция от комментариев отказалась.

Ильин повернул ручку магнитолы и провел мощной пятерней по волосам.

– Мать твою!

Кабинет полковника Ивана Сергеевича Кабанова был похож на скопище двоечников, потупивших стыдливые глаза в пол и ждавших порки от сурового отца.

Полковник метался по кабинету как загнанный зверь. Налитые кровью белки глаз, раздувающиеся ноздри и короткая багровая шея являли присутствующим лик взбешенного вепря, а сотрясающийся живот от пружинистой походки был похож на студень, прикрытый жирком офицерского кителя.

– Меня с самого с ранья в Управлении, как котенка, в дерьмо, в стружку, как Папа Карло Буратино, – сыпал искрами Кабанов. – Мало нам трех глухарей, четвертого черт послал. Вы сыщики или насрали? Запомните – мои звезды полетят, я вас всех за собой потащу. Они, видите ли, говорят, Кабанов не может службу наладить, раскрываемость падает, показатели их не устраивают. Подчиненные ху… груши околачивают, а убийца до сих пор на свободе шляется, людей губит. – С этими словами вепрь рухнул в кресло. – Майор, доложи о проведенных мероприятиях. – Кабанов уставил еще не остывшие угольки глаз на Ильина.

– По делу Саврасовой были опрошены соседи, – начал доклад Ильин. – На работе с ней мало кто общался, она недавно туда устроилась. Родители живут в Воротынце и с дочерью общались только по телефону, и то крайне редко. Друзья-приятели говорят, что она была малообщительной, больше в Интернете сидела на разных сайтах знакомств, якобы принца искала на белом «Мерседесе», – продолжал майор.

– Иванова с однокурсниками поддерживала дружеские отношения. Была этакой заводилой. Активно принимала участие в жизни института. Играла в команде КВН. Как рассказала ее соседка по общежитию, Иванова была не прочь потусить в обществе парней, но была очень разборчива, абы с кем не встречалась. Часами просиживала за компьютером, общаясь онлайн с интернет-друзьями.

– Вяземская. Из малообеспеченной семьи. Работала няней у Волоховой Элины Святославовны, преподавателя академического вокала в консерватории. Отец – Вяземский Игорь Валерьевич, токарь на заводе «Орбита», кстати, в свое время проходил подозреваемым по делу гибели его жены. Волохова характеризует Вяземскую как закрытую девушку, молчунью, себе на уме, но исполнительную, что ни попросишь – все сделает. Часто просила разрешения пользоваться компьютером, мол, надо резюме рассылать, не век же нянькой работать. – Подытоживая сказанное, Ильин закрыл блокнот.

В кабинете воцарилась тишина.

– Ну и? – оборвал молчание Кабанов. – Груши? Значит, так. – Полковник поднял трубку телефона и набрал номер.

– Оперативный отдел, – прозвучал дребезжащий голос в динамике.

– Говорит полковник Кабанов. Сейчас к вам зайдет майор Ильин, передайте ему всю информацию по новому трупу. – Кабанов с грохотом опустил трубку на аппарат. – Майор, забирай дело, и чтобы пятки горели, задница в мыле, и… – Кабанов на секунду задумался, – и все свободны.

Ильин сидел за обшарпанным столом, раскладывая, словно пасьянс, фотографии с мест преступления.

Девушка, шатенка, привязанная к дереву. Правая грудь отсутствует, на ее месте зияет разорванная плоть шириной в ладонь. Лицо обглодано муравьями почти до неузнаваемости. По заключению экспертов, она провела в таком положении четыре-пять дней. На другом фото было запечатлено тело двадцатилетней красавицы с рваными ранами на спине и отнятой левой рукой на два сантиметра выше локтевого сустава. Причина смерти – асфиксия, на что указывают лиловые полосы на шее. С третьего снимка на Ильина смотрело застывшее в ужасе лицо обнаженного трупа, прикованного цепями к ограде парка «Швейцария», с завязанным ртом и точным, хирургическим разрезом от солнечного сплетения до лобка. Жертва умерла от потери крови. Никаких следов, отпечатков, ничего, за что можно было бы зацепиться. Все трупы обнаружены случайными прохожими: грибниками, собаководами, любителями бега, совершающими свой обычный утренний марафон. Ничего, что могло бы дать хоть какую-нибудь ниточку. Мысли Ильина роились, словно пчелиный улей. Внутреннее чутье подсказывало, что должно быть что-то, что объединяет эти преступления, хоть самая малость. Друзья, работа, привычки, интересы. Андрей перелистывал дела, внимательно вчитываясь в каждое слово. Характер? Разный. Друзья? Ничего общего. Работа? Увы. От мыслей Ильина оторвал стук в дверь.