До любви один шаг - Ким Лоренс

Лайам Рафферти обалдело уставился на растянувшуюся рядом с ним фигуру и рассеянно провел ладонью по растрепанным темным волосам. В профиль ее нос оказался курносым с легкой россыпью веснушек. Кончики длинных темных ресниц отливали золотом. Он знал, что, когда они поднимутся, глаза будут зелеными с бронзовой каемкой…

Это когда она проснется… Лайам поднес кулак ко рту и впился в него зубами, стараясь подавить стон. Вдруг спящая зашевелилась, перевернулась на спину, закинув руки за голову и зарывшись пальцами в длинные, до плеч, тициановские кудри, вздыбившиеся вокруг маленькой головки. Гибкие движения тонкого тела заставили соскользнуть простыню.

Лайам, уже готовый совершить что-нибудь разумное и решительное, ну хотя бы натянуть на себя одежду, остановился. Самому придирчивому критику не удалось бы найти недостатков в этой груди, а Лайам вовсе не был придирчивым. Молочно-бледная кожа, пикантные веснушки около сосков… Как раз чтобы заполнить ладонь… Тихо, тихо, парень! Он решительно изгнал воспоминание. Без паники, думай, будь умным и спокойным. А если все-таки попробовать одеться?.. Поздно! Она уже открыла заспанные глаза.

Щедрые губы Джо Смит расплылись в мечтательной улыбке.

— Привет, Лайам, — пробормотала она сонным голосом и осеклась. — Лайам. — Она пробежала глазами по его загорелому торсу и неожиданно сдавленно пискнула:

— Мы это не?.. — Голос сорвался на крик:

— Сделали!

Вот и оставайся тут спокойным! Лайам почувствовал, что теряет самообладание. Что-то в последнее время он теряет его слишком часто! Джо проследила за его взглядом и дернула простыню до самого подбородка, посмотрев на Лайама как на самого гнусного осквернителя невинности.

— Постарайся взглянуть на все трезво, Джо. Не так уж это ужасно.

— Не так ужасно?! — Она порозовела. Он что, с ума сошел? Это не просто ужасно — это катастрофа.

— Понимаю, ты меня ненавидишь. Не стану оправдываться… — начал он, чувствуя себя абсолютно несчастным.

— Не говори глупостей, вовсе я тебя не ненавижу, — нетерпеливо отозвалась она.

До чего все-таки мужики бывают иногда тупыми. Даже Лайам. Он что, не понимает, что теперь все уже не так, как было? Прошедшего не вернуть никогда. Они бросили на ветер нечто драгоценное и редкостное ради минуты!.. Хотя… надо честно признать, в первый раз это длилось гораздо более минуты. Ну а во второй! Ее обдало жаром, лицо порозовело.

— Нет? — Ну, слава Богу. Он облегченно вздохнул, однако голубые глаза все еще глядели с опаской. — Даже если бы ненавидела, я бы тебя понял. — Лайам твердо решил взять ответственность на себя. — Я воспользовался твоим крайне уязвимым положением.

— Что-то я не помню, чтобы отбивалась от тебя палкой, — сухо ответила Джо.

Лайам кашлянул и отвел наконец взгляд. Так она и знала — ему даже смотреть на нее не хочется. Боже, что они наделали! Безумно глупо оступились, и вот дружба, длившаяся всю жизнь, опошлена и осквернена.

— Не в этом дело, — натянутым голосом произнес он, — виноват я.

— Нет, вы только послушайте! Он виноват! Голый Лайам Рафферти в роли героя мелодрамы времен королевы Виктории!

Волнение не помешало Джо отметить про себя поразительную красоту его тела. Разумеется, чисто эстетически. Она повертелась и села, укрывшись, как палаткой, тонкой простыней.

— О Господи, Джо! Но я же пытаюсь принести извинения! — Лайам еле сдерживал раздражение.

— Какая прелесть!

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду… это было ужасно, да? — Нижняя губа у нее предательски дрогнула.

— Ты же знаешь, Джо, что это не так.

Теперь ей пришлось отвести взгляд.

— Правильно. Было хорошо, отлично… — Она замолкла и в отчаянии прикрыла глаза. Интересно, какое все-таки впечатление она на него производит?

Деревянное изголовье заскрипело, когда Лайам уперся в него спиной.

— Ты что, Джо, плачешь, что ли?

— Еще не хватало! — Она не покажет ему своей слабости.

Джо всегда твердо отрицала мнение, что между мужчиной и женщиной не может быть платонических отношений. Лайам был ее лучшим другом. То, что он был еще и мужчина, отходило на второй план. Обстоятельства свели их вместе чуть не с рождения. Их дома стояли почти рядом, их матери дружили со школьных лет. Ее отец был ветеринаром, его — держал конный завод. Когда они выросли и занялись каждый своим делом, их дружбы это не ослабило.

Она почувствовала, как его рука скользнула по изголовью над се плечами и вдруг остановилась. Ей очень захотелось плакать. Их дружба всегда допускала прикосновение. То, что теперь Лайаму приходится думать, прежде чем коснуться ее, и он решает этого не делать, печально отражало изменившееся положение вещей…

— Все началось, когда я обнял тебя, — сердито напомнил он.

Значит, он все еще читает ее мысли. Не все изменилось.

— Этот сукин сын тебя обидел, а мне так захотелось тебя утешить… И вот что я натворил! — Он с силой стукнул кулаком в свою ладонь, и Джо подскочила от хлопка.

А ведь он утешил ее. Еще как утешил!

— Ты сам пытался прекратить. — Она почувствовала, как щеки заливает краска стыда. — Я не дала. — Интересно, осталась ли хоть одна пуговица на его рубашке? Она вздрогнула, вспомнив, как срывала с него одежду.

— Мужчина не имеет права так злоупотреблять женщиной, — упорно твердил он.

— Крыса ты, негодяй, вонючка. Вот тебе! Теперь доволен? Теперь тебе стало легче? — не выдержала она. — Тебе так хочется быть благородным, что ты готов испортить нашу дружбу? В конце концов, мы же не собираемся заниматься этим каждый день!

Все это, конечно, махание после драки кулаками, и все же он мог бы не смеяться так откровенно. Хоть бы для виду задумался над ситуацией!

— Ты права, Джо. — Его рука наконец обвила ее плечи. Но Джо не прильнула к нему. — Нам надо просто забыть об этом. — В его интонации сквозило явное облегчение.

Случись это при других обстоятельствах, Джо не сомневалась, что так и поступила бы. Но судьба решила все по-своему.

— Хорошо прогулялась, детка?

— Спасибо, папа, замечательно. — На пляже дул ветер, и у нее разрумянились щеки. — Я зашла дальше, чем собиралась. — Она дернула липучку на штормовке и откинула назад волосы. — Когда они ждут нас?

— В полвосьмого. Но если ты устала…

— Не трепыхайся, пап, будь ангелом, — взмолилась она. Эта заботливость уже начинала раздражать.

— Тебе надо больше отдыхать, — возразил он, озабоченно сдвинув брови.