На суше и на море - Дмитрий Романтовский

Моим сыновьям – Федору, Олегу – и советскому разведчику Александру Васильевичу Зобкову.

Игорь Подгурский

Л. С. Соколову, крестному.

Дмитрий Романтовский

личного состава отряда коррекции реальности Комитета Глобальной Безопасности Демократической Империи Руси

Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник.

Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон.

Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда.

Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности.

Баранов Александр Сергеевич – заместитель по высокому моральному духу (заммордух).

Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник.

Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки.

Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр[1], бек[2].

Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант.

Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопераций.

Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спецопераций.

Разин Степан Тимофеевич – сотрудник отдела спецопераций.

Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан.

Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца.

Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик.

Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения.

Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда.

Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед.

Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь.

Дранников Добрыня Никитич – богатырь.

Попович Алексей Вакулович – младший богатырь.

Филиппов Петр Трофимович – стажер.

Вендт Отто Фридрихович – командир подводной лодки «U-1277», вместе с экипажем временно прикомандированный в распоряжение командира отряда.

– Товарищи! – решительно оборвал жидкие аплодисменты Владимиров. – И господа, разумеется… Торжественное заседание, посвященное годовщине образования Аркаимского отряда Комитета галактической безопасности Звездной Руси разрешаю считать открытым. Встать, бездельники!

В зале загремели и фальшиво запели фанфары, а сводный отряд знаменосцев в составе конопатого Петрухи внес на сцену отрядный стяг – алое полотнище с вышитой золотом двуглавой птицей. Орел был немножко кривобок. На правое крыло ниток, похоже, не хватило. Навершие древка было увито пучком двух лент – красно-бело-синей и черно-желтой.

Сбивая от понятного волнения и высокого доверия свой гусиный шаг, Петруха продефилировал со стягом на вытянутых руках по сцене из конца в конец два раза. Потом с облегчением воткнул алое полотно под портретом основателя империи – наголо стриженного добродушного вида бородача с глубоким шрамом поперек лица, детской улыбкой на устах и безмятежно голубым левым глазом. Правый глаз основателя скрывала черная повязка.

Укрепить стяг в просверленной в полу под портретом дырке Петрухе удалось, правда, лишь со второго раза. Первый раз он нервно ткнул слегка заостренным основанием древка в ногу Баранова, который суетливо и неосторожно бросился ему помогать.

Баранов, несмотря на торжественность обстановки и коллективно взятые обязательства не материться в служебных помещениях, хотел было взвыть на весь зал, но в этот момент грянул гимн. Все, даже орел на стяге, вытянулись по стройке «смирно».

За последние тысячелетия слова гимна менялись добрый десяток раз, поэтому из импровизированного хора доносились самые разные варианты:

– Союз нерушимый, – заливался курским соловьем Кузнецов.

– Сильный, державный, – надрывался Сусанин, утирающий слезы.

– Сплотила в реальность, – скулил Петруха.

– Звездная Русь, – шмыгнул носом некстати простудившийся Хохел.

Что ревело своими богатырскими глотками трио Илья—Добрыня—Алеша расслышать было невозможно, поскольку сидели они на самой галерке, как раз под мощным патефоном, из которого и доносилась музыка имперского гимна. Музыка, в отличие от слов, уже несколько веков не менялась ни на ноту.

Что бы ни пели подчиненные Владимирова – все вместе звучало достаточно внушительно. Да что там внушительно – холодок по коже бежал от рева одного только Ильи. Не портил общего впечатления даже тот факт, что Маннергейм пел по-фински, Дзержинский – по-польски, а Батыр орал, как верблюд, укушенный скорпионом, на казахском.

«Все равно ничего не разберешь», – мстительно и ехидно подумал Владимиров, поскольку только недавно получил из главка указиловку с очередным вариантом гимна. А у Дмитрия Евгеньевича в последние дни были более насущные дела: тут как раз Батыр, принимая после очередного капремонта сокол-корабль, утопил его вблизи пирса на радость экипажу немецкой субмарины. Владимиров сразу отписать документ по назначению забыл и теперь, к огорчению безутешного заместителя по высокому моральному духу Баранова, вторую неделю не мог этот текст найти.

Между тем многоопытный комиссар Фурманов, узнав от Владимирова о пропаже ужасно важного документа с текстом нового гимна, ничуть не расстроился, а, напротив, развеселился и последовательно посоветовал командиру «начхать» и «забыть». «Когда коту нечего делать, – мудро, но непонятно заметил тезка Владимирова, – он что делает?.. Так что лучше давай решим, кому внеочередной отпуск к празднику выписать. А Баранову скажи, что текст я забрал. В коллекцию. Хотя мне лично по душе „Боже, меня храни!“

Гимн отгремел…

Народ в штабной палате радостно рухнул на лавки. Петруха, запутавшийся в лентах, с трудом оторвался от стяга и присоединился к народу, а Владимиров продолжил:

– Слово для доклада имеет мой заместитель по высокому моральному духу господин Баранов.

Народ обреченно опустил головы долу и привычно начал похрапывать. А Баранов, заняв свое привычное место на трибуне, вальяжно высморкался и, спрятав платок, бодро загундосил: