Счастье ходит босиком - Лана Барсукова

Мы несемся по жизни, едва успевая перевести дыхание и переобуться на ходу. Кроссовки – для здоровья, острые шпильки – для карьеры, тапочки – для дома. Только что были босоножки, и опять – зимние сапоги. И бежим, бежим, бежим… Словно там, за поворотом, нас ждет что-то такое, чего нам не хватает для полного счастья.

И в этом беге не замечаем, что счастье рядом. Оно еле уворачивается от нашего стремительного натиска, боится приблизиться, чтобы его не затоптали. Оно опасливо поджимает ноги, спасаясь от наших жестких каблуков. Ведь счастье ходит босиком…

Пусть эти рассказы напомнят нам об этом. Возможно, счастье приблизится к нам, зачарованно идя на звук переворачиваемых страниц.

Иван Петрович в свои шестьдесят лет был хоть куда. Как говорится, хоть в пир, хоть в мир. Хотя так про людей не говорят, только про одежду. Но ведь, по сути, правильно. А вот жена подкачала.

Они были ровесниками. Но Иван Петрович старел постепенно, по плавной, даже, можно сказать, по пологой кривой. Жена же, Вера Семеновна, наоборот, долго хранила молодость, вызывая удивление и зависть окружающих, а потом просто рухнула в старость.

Стали мелко трястись руки, кожа пигментировалась, ноги стали как тумбы, а на загривке вырос холмик, отчего казалось, что она постоянно тянется головой вперед. Как гусыня, которая гонится за обидчиком. Нет, особого безобразия не наблюдалось. Но скорость перемен озадачивала. В глазах любого знакомого читалось: «Да! Сдала Вера. А ведь какой была!»

Конечно, и Иван Петрович уже не мальчик. Но он никогда не был красавцем, с него и спрос другой. К тому же к переменам в его внешности окружающие успевали привыкнуть и потому словно не замечали их. Его увядание похоже на осень, которая подкрадывается незаметно, отдавая желтому и красному цвету сначала один листочек, потом еще парочку, и еще, и еще. Как будто десантный отряд желтых разведчиков в окружении надменных зеленых собратьев. Десант, обреченный на победу. И никто не может сказать, когда началась осень, какого числа и в котором часу.

А с Верой Семеновной природа разыграла другой сценарий. Как будто на зелень листвы выпал снег, лежит и не собирается таять. И холодно вокруг. Холодно и грустно, потому что обратного хода нет. Прямо с этого самого дня и часа, хоть в дневник запиши: «Прощай, лето!» Как там в песне поется? «У природы нет плохой погоды». Смотря для чего. Если у камина сидеть, то и вправду нет. Но для этого камин нужен и дом соответствующий. К старости надо готовиться, как к зиме. Заготовки делать.

У Ивана Петровича камина не было. Дача годилась только для летнего проживания. Получается, что они с женой плохо подготовились к зиме их жизни. Как-то так вышло, чего уж теперь. Но на даче было душевно и свободно. Допускалось носить старые трико и линялые шорты. Иван Петрович, в прошлом военный, это особо ценил, потому что гражданскую одежду воспринимал как огромное послабление, почти баловство.

Шорт и футболок было много, потому что зять любил одеваться. Постоянно покупал себе новую одежду, а старую отдавал донашивать тестю. «Брендовая вещь, между прочим, немереное бабло отдал в свое время», – нахваливал он то, от чего избавлялся. «Пижон», – вздыхал Иван Петрович. В его понимании мужик должен уметь отличать майку от рубашки, но не более. Он не любил зятя, но терпел, лишь бы дочери хорошо было.

Несмотря на отсутствие камина, Ивану Петровичу нравилось жить с женой на даче. Тихо, спокойно, хлопоты по мере сил. И никакого напряжения, к которому он привык за долгую жизнь. Они тихо живут с Верой, в огороде ковыряются, детям варенье варят. Зять, хоть и пижон, покушать любит.

Вот и сегодня дочь с мужем должны приехать. Детей сдали в лагерь, который Иван Петрович по старинке называл пионерским. Зять морщился и каждый раз поправлял тестя. «Нет больше вашей пионерии, вы бы еще коммуну вспомнили». Пижон и зануда, одно слово. И как с ним дочка живет?

На этот раз дочь Надя приехала одна. Иван Петрович переглянулся с женой и поймал в ее глазах отражение собственных мыслей. С одной стороны, приятно увидеть дочь без этого нудного довеска. Но с другой – неправильно это. Дочь здесь, а зять там. А дети вообще в лагере. Может, что-то случилось?

– Одна почему? Муж не смог? Приболел? – не выдержала Вера Семеновна.

– Потом, мам. Дай передохнуть. У вас тут опять все перекопали, как через окопы пробиралась. – И Надя согнулась, чтобы очистить босоножки от комков глины.

«Глаза прячет», – подумал Иван Петрович, но сказал спокойно:

– Соседи газ проводят.

– Газ это хорошо, – ответила Надя и прошла на крыльцо.

Вера Семеновна ткнула мужа локтем и сделала тревожные глаза. Он пожал плечами.

– У вас все хорошо? – опять засуетилась мать.

– Мам, сказала же, потом.

– С детками? Надь, ты нас не жалей! С детками что-то?

– С детками все хорошо.

– Тогда с кем? – не сдавалась Вера Семеновна. – С кем плохо?

– Ну почему плохо? Почему вы не можете жить, не превращая все в трагедию? У меня все хорошо. Вы меня услышали? Хо-ро-шо.

Вера Семеновна недоверчиво изобразила улыбку. Иван Петрович ждал продолжения. И дождался.

– Просто мы разводимся.

Повисла пауза.

Старики молчали со скорбными лицами.

– Господи, как мне это надоело! – Надя зло посмотрела на родителей. – Ну что? Мне еще вас утешать? Вы всю жизнь вместе и даже представить не можете, как в жизни все непросто… как сложно… вы… вы будто всю жизнь в пионерском лагере прожили…

Старики устыженно молчали.

* * *

– Вань, ну как так? Ты мужик видный, а с Верой у тебя какой-то винегрет? – говорил майор, перебравший самогона. – Она ж у тебя на носу с Валеркой мутьки мутит.

– Помолчи, – шумно дышал через нос его боевой товарищ, совсем младший лейтенант Иван.

– Я-то, Вань, помолчу, а люди не помолчат. Она ж, зараза, даже не скрывает. Я тебя как старший по званию спрашиваю: и где ты такую нашел?

– Не твоего ума дело! – угрожающе рыкнул Иван.

– Может, и не моего, а только она нашим женам пример подает неподобающий, блядский пример, скажу тебе, – продолжал подвыпивший майор.

Алкоголь усыпляет бдительность. Майор не заметил, как тяжелый кулак боевого товарища описал короткую дугу и впечатался ему в нос. Кровь, брань, партийное собрание… Майор человеком оказался. Сказал, что из-за «Спартака» поспорили, поэтому и подрались.

Только все равно перевели за полярный круг служить. Да оно и хорошо, подальше от Валерки. Он слабак – за Верой на север не поехал. А ее даже жалко было, она украдкой на вокзале оглядывалась, дурочка. «Да не придет он», – хотелось сказать Ивану, но он молчал, делал вид, что чемоданы пересчитывает. Балабол этот Валерка, пустозвон и трепло. Даже под фуражкой умудрялся себе модный кокон делать и бляху на ремне начищал, как петух. Только молодые дурехи могут по такому сохнуть. Вот такие, как его Вера, она ж молодая еще, яркая, звонкая.